Кант уже не слушал. Он резко повернулся в сторону Вигилантиуса.

— На теле мальчика имеются следы когтей? — спросил он.

Я был потрясен. Профессор Кант употреблял те же слова, что и женщина, обнаружившая тело Яна Коннена. Когти дьявола.

— Никаких следов, сударь. На сей раз никаких, — мрачно ответил Вигилантиус.

— О чем вы говорите? — воскликнул я, не скрывая раздражения тем, что они исключили меня из своего разговора, воспользовавшись не совсем понятными мне образами. Неужели Яхманн прав, высказывая озабоченность состоянием умственного здоровья Канта? — Никаких следов чего?

— Я вам покажу позже, — ответил Кант с видимым нетерпением. — Если мы имеем дело с двумя убийцами, не нужно обладать сверхъестественными способностями, чтобы понять, какую проблему это ставит перед властями. Ну, подойдите же, Стиффениис, давайте поближе посмотрим на имеющиеся у нас материальные свидетельства.

Он положил тонкую ладонь мне на руку и повлек меня вперед за собой. Мы пошли по направлению к телу. Вигилантиус, эффектно взмахнув плащом, отошел в сторону, словно актер, блестяще прочитавший монолог. Не без труда принудил я себя взглянуть вниз, на землю. И увидел я совсем не мертвого мальчишку из «Балтийского китобоя». Поначалу мне показалось, что передо мной на влажной земле лежит тело другого человека с раскроенным черепом. Осколки костей белели среди мешанины из крови и мозга, остекленевшие глаза жутко взирали на меня. Я попытался отогнать от себя другое видение, стараясь сконцентрировать все внимание на том, что сейчас предстало моим глазам.

— Это он, — пробормотал я. — Морик.

Следы жуткого насилия были различимы на его лице или, точнее, на том, что от него осталось. Левая сторона черепа раздавлена, словно хрупкая яичная скорлупа. Кровь вперемешку с мозгом запеклась на волосах, висках, на лбу и щеках. Левый глаз взирал на затянутые облаками небеса от уголка рта, как будто сам сполз туда подобно какому-то отвратительному слизняку.

Кант без труда мог догадаться, о чем я думал.

— Вам неприятно это видеть? — спросил он, внимательно вглядываясь в меня, изучая мое лицо, а вовсе не лицо мертвого подростка на земле. — Конечно, конечно, я вполне вас понимаю. Ваш брат, я полагаю, погиб от подобных же ран?

Я почувствовал, как комок подступил к горлу. Слова Канта лишили меня самообладания.

— Она… рана… была на другой… в правом полушарии, — с трудом произнес я.

— Вы должны были обследовать его тело? — спросил Кант, внимательно всматриваясь в меня. — Я ничего не слышал об уголовном расследовании его дела.

— Нет, сударь, — пробормотал я. — Не было никакого расследования.

Мгновение он колебался.

— Ну что ж, в таком случае давайте продолжим.

— Он… я имею в виду удар… был, вероятно, очень большой силы, — сказал я, стараясь все свое внимание обратить на жуткое зрелище у меня перед глазами. — Смерть, должно быть, наступила мгновенно.

— И мальчик видел ее приближение, — добавил Кант. — Могу поспорить, что у него сжаты кулаки. Снимите с него одежду, пожалуйста.

Прежде чем я успел как-то отреагировать на просьбу профессора, Кох опустился на колени и сдвинул набрякшие лохмотья с рук мальчика, подтвердив догадку Канта.

— Сержант Кох — мой ассистент, — поспешно объяснил я, совершенно забыв о его присутствии на расстоянии всего нескольких шагов от меня. — Раньше он работал на поверенного Рункена.

— Его имя мне знакомо, — ответил Кант, с любопытством всматриваясь в Коха. Он подошел еще ближе и внимательно следил за каждым движением сержанта, одной рукой держась за меня, а второй вцепившись в своего безмолвного слугу. — Обратите внимание на выражение лица мальчика, Стиффениис, — произнес он дрогнувшим от волнения голосом. — Физиогномика может многое нам поведать, основываясь на этом выражении, не правда ли?

Я мог только тупо смотреть на лицо мертвого мальчика, не в состоянии сформулировать ни единой мысли.

— Неужели вы не видите? — воскликнул Вигилантиус. — Здесь все совершенно иное.

— Обратите внимание на положение ног, — продолжал профессор Кант, не обращая на нас обоих никакого внимания, полностью погруженный в собственные мысли. — Остальные в момент смерти стояли на коленях. А мальчик не стоял. Вы ведь видели положение тела Тифферха прошлой ночью. У вас есть возможность сравнить. Я приказал солдатам сохранить его труп под снегом, чтобы вы с доктором смогли его осмотреть.

Ах вот оно в чем дело. Вот ответ на вопрос, которым я измучил Коха. За всем стоял профессор Кант. Он продумал, разработал и подготовил план моей деятельности с момента моего приезда в Кенигсберг. Он отправил меня на встречу с Рункеном, не ожидавшим меня. Затем меня провели в «камеру ужасов» доктора Вигилантиуса. Именно Кант решил, что я должен поселиться в «Балтийском китобое». Полиция к данному делу имела очень мало отношения. Так же, как и король. Иммануил Кант знал о преступлениях, державших в страхе весь Кенигсберг, больше, чем кто бы то ни было.

— Ну что ж, давайте посмотрим, прав ли Вигилантиус, — предложил он. — Будьте любезны, поверните мальчика на живот, герр Кох.

Кох осторожно положил Морика лицом вниз. Волосы и шея мальчика были покрыты запекшейся кровью и грязью.

— Принесите воды, сержант, — приказал Кант. Кох поспешил к мосту и вскоре вернулся оттуда с металлической флягой, которую взял у одного из солдат.

— Промойте ему голову, — попросил Кант. — Удалите грязь. Уберите волосы.

Он давал указания Коху с такой твердостью и уверенностью в голосе, словно руководил работой своего ассистента в университетской лаборатории.

— Побольше воды. Очистите шею. Да-да, вот так, так! — нетерпеливым тоном отдавал приказания Кант.

Как только Коху удалось смыть кровь и грязь, под ними обнажилась белая поверхность кожи. Кант наклонился вперед, стал внимательно всматриваться в выпирающие позвонки на шее мальчика.

— Здесь нет раны. Никаких ее признаков. Удар по черепу был нанесен молотком или каким-то другим тяжелым предметом. Он должен был потерять очень много крови, но на земле нет ее следов.

— Холод мог предотвратить обильное кровотечение, — предположил я.

— Температура вряд ли может объяснить ее полное отсутствие, — резко возразил мне Кант, и в его голосе чувствовалось раздражение.

— Какое же объяснение предлагаете вы, сударь? — спросил я.

— Его убили не здесь. И убил его совсем не тот человек, которого мы ищем. Улики однозначно свидетельствуют об этом, — ответил он. — Причины убийства мальчика были совершенно иными.

Я пребывал в полной растерянности. Кант пришел к тому же выводу, что и Вигилантиус.

— В Кенигсберге не может быть одновременно двух убийц! — возразил я. — Морика убили в гостинице. Я видел его там. А тело оставили здесь, чтобы сбить меня со следа. У меня есть все основания полагать, что он знал что-то обо всех остальных убийствах. Я беседовал с ним вчера вечером!