За первой группой в зал входят еще полдюжины спецназовцев. Они прочесывают аудиторию и подают сигнал, что все в порядке. Один из спецназовцев рядом с нами ругается, а потом включает рацию и докладывает о ситуации.

Поднявшись на ноги, я зову на помощь. Затем склоняюсь над Мэттом, чтобы разобрать его слова, но он смолкает и смотрит невидящим взглядом. Я улыбаюсь, надеясь приободрить его.

– Когда пойдет снег, мы устроим бой снежками и обязательно позовем твоих сестер, – говорю я. – Они не откажутся, когда я расскажу, каким смелым ты сегодня был.

Что-то мелькает в его взгляде – улыбка, которая так и не доходит до губ. Он переводит взгляд с меня на спецназовца. Я отступаю. Офицер наклоняется над Мэттом, проверяя его состояние.

– Вы можете ему помочь?

Сквозь щиток я вижу, как он хмурится. Взгляд у него встревоженный.

– Мы должны как можно быстрее вывести отсюда вас и всех, кто может бежать.

Я качаю головой:

– Но вы можете помочь ему?

– Когда здесь будет безопасно, мы пришлем сюда парамедиков для раненых.

Я смотрю на него, и он почти незаметно качает головой.

– Я должен вывести вас. Мы ничего не можем сделать.

– Вы же несерьезно? – отшатываюсь я.

– Пойдемте. Вам нужно уйти, – повторяет он.

Мэтт очень бледен, но медленно кивает.

Ученики и учителя направляются к выходу. Кто-то идет сам. Кому-то нужна опора. Все, кто ранен серьезно, остаются в зале смерти.

Они не позволят мне остаться с Мэттом, но я не могу его бросить. И не могу уйти, когда Сильв находится где-то в школе. И Тай в школе. Потому что Мэтт прав: Тай – мой брат. Он всегда им будет, несмотря ни на что.

Спецназовец направляет меня к группе учеников у дверей. Они ждут команды на выход из школы. Никто не смотрит друг на друга, и это облегчение. Если все так хотят уйти, никто не попытается остановить меня, если я захочу остаться.

Губы Криса шевелятся, но я не слышу, что он говорит. Я приникаю к телефону. Среди голосов, заполнивших зал, я едва разбираю вопрос: Вы можете ему помочь?

Мы ничего не можем сделать.

Крис кладет руку мне на плечо, но я сбрасываю ее.

– Мэтт?

Пауза тянется так долго, что мне кажется, это конец. Потом раздается легкий кашель.

– Я так замерз, Клер.

Я нахожу складной стул и сажусь.

– Я не знала, что ты ранен.

– Я не хотел тебе говорить. Ты и без того волновалась.

Я пытаюсь улыбнуться:

– Приятель, для того я и есть у тебя. Я всегда волнуюсь за тебя.

– Он стрелял в меня не специально… Он…

Мэтт снова кашляет, но кашель очень слабый.

Тайлер стрелял в него. Мой бывший парень стрелял в моего брата. И Мэтт все еще пытается защитить его – как пыталась защитить я.

– Береги силы, – тихо говорю я. – Они вернутся за тобой. И я буду с ними. Я буду ждать. Помнишь, как я обещала тебе, что мы раскрасим твои фигурки? Мы займемся этим, как только ты будешь дома. Врачи тебе помогут, они всегда помогают. – Голос мне изменяет, но я беру себя в руки. – Когда Трейси приедет в отпуск, мы вместе поедем на пляж, втроем. Как раньше.

Мэтт снова кашляет, но мне кажется, что он улыбается. Голова у меня кружится, словно я снова бегу и не могу сделать вдох.

– Было бы здорово, – отвечает Мэтт.

Как мне хочется обнять его и сказать, что все будет хорошо, потому что мы с Трейси всегда будем заботиться о нем. Но как можно сказать ему это сейчас?

– Знаешь, из нас троих ты был самым лучшим. Умным. И смелым. – Я всегда хотела ему это сказать. – Мне так жаль. Я должна была быть с тобой.

Крис присаживается рядом со мной. Он всегда чувствует, когда нужен мне больше всего.

Мои слова падают в тишину. Я жду, пока Мэтт наберет воздуха. Но больше не слышу его дыхания.

– Мэтт?

Пальцы у меня заледенели.

– Мэтт?

Мэтт!

Ветер очень холодный.

– На крыше мы будем в безопасности, – решает Фарид, выглядывая наружу. – Укрыться особо негде, но если прижаться к стенам, изнутри нас будет трудно заметить.

Меня начинает тошнить. Мы заперты в этой лаборатории. Я бы предпочла оказаться где-то на свежем воздухе, пусть даже на крыше. Даже если мы сможем запереть окно (а мы не сможем), Тайлеру достаточно будет одной пули или удара прикладом, чтобы разбить стекло и добраться до нас. Но другого выхода нет – только бежать через коридор, а это верная смерть.

Фарид забирается на подоконник.

– Хотя бы дождь не идет.

Он уже на крыше, а Томас в лаборатории. Они помогают мне выбраться через открытое окно. Мы слишком высоко, чтобы чувствовать себя спокойно, а я не такая гибкая, как Отем. Но я все же поднимаюсь на подоконник.

Я сижу на подоконнике. Томас притягивает к себе Фарида.

– Подумай, как нам дать знать полиции.

Фарид хмурится:

– Если что, мы спрыгнем. Я предпочитаю сломать ноги, но остаться живым.

– Приятная перспектива. – Томас закатывает глаза. – Попробуй придумать что-то получше. И позаботься о Сильвии, хорошо? Она боится высоты.

Фарид уже хочет сказать, что он сам может позаботиться о сестре.

Они что, шутят? Сегодня высота меня не пугает. Вообще не пугает.

Фарид кивает:

– Будь осторожен, ладно?

– Вы меня раскусили, мистер Безопасность.

Фарид не успевает ничего сказать, и Томас притягивает меня к себе. Снова звучат выстрелы. Он крепко обнимает меня.

– Все это не твоя вина, – шепчет он. – Ты не могла его остановить, даже если бы кому-нибудь рассказала. Я люблю тебя.

И я понимаю: сколько бы секретов у меня ни было, он всегда будет со мной.

И я чувствую себя в безопасности.

Надеюсь, она снова улыбнется. Она такая красивая, когда улыбается. И это не удивительно – ведь у нас одни гены.

– Мне жаль, что мы так много ссорились в этом году. Мы потеряли столько времени. Если бы я знал…

Она крепко обнимает меня.

– Если бы ты знал, мы до сих пор ссорились бы. Мы отлично это умеем.

Это правда. Конечно же, это правда.

Привилегии брата-близнеца.

Этот момент я буду помнить всю жизнь – Сильвия на подоконнике, в преддверии свободы, и я перед ней. Времени хватило, чтобы сказать: