роль слава его брата Николая, биолога, достигшая зенита как раз в конце двадцатых – начале тридцатых годов. Есть конспирологическая версия (см.: [Kojevnikov, 1996]) о дележке вакантных мест для «своих людей» между уже существовавшими на тот момент четырьмя академиками-физиками – Вавилов оказался компромиссной фигурой и был по разным причинам мил как минимум троим из них (П. П. Лазареву, Д. С. Рождественскому и Л. И. Мандельштаму). Возможно, сработали все эти причины. Особенно в сочетании с такой чертой характера Вавилова, отмечаемой во многих воспоминаниях, как его внешняя доброжелательность ко всем окружающим[214], и с тем, что сам Вавилов вряд ли стремился стать академиком.

Большую роль в жизни Вавилова сыграл Дмитрий Сергеевич Рождественский (1876–1940). Оптик, еще до Первой мировой войны получивший определенную европейскую известность, академик с 1929 г., он был инициатором создания в 1918 г. Оптического института в Петрограде. К 1932 г. в Государственном оптическом институте (ГОИ) работало уже более 150 человек. Особенностью этого института было тесное сотрудничество с оборонной промышленностью (бинокли, артиллерийские прицелы, впоследствии приборы ночного видения и т. п.) при сохранении высокого уровня чисто академических, фундаментальных оптических исследований. Рождественский пригласил в институт многих талантливых физиков. К сожалению, со временем научный баланс покачнулся, прикладные темы стали теснить фундаментальные, и в 1932 г. не согласный с этим Рождественский, возглавлявший институт с самого его основания, был вынужден уйти с должности директора. Однако он предложил на должность заместителя директора по науке кандидатуру молодого академика С. И. Вавилова, в результате чего институт, по воспоминаниям многих работавших в нем тогда физиков, был фактически спасен: пока Вавилов отвечал за научную сторону работы института (1932–1945), разумное сочетание фундаментальных и прикладных исследований не было нарушено.

В сентябре 1932 г. Вавилов переехал из Москвы в Ленинград, получив наконец отдельную квартиру – на Биржевой линии, рядом с ГОИ.

Не прекращая исследований по люминесценции, Вавилов в ГОИ в 1932 г. вновь принимается за усовершенствование опробованного им в 1920 г. «метода гашения по порогу зрения» с целью фиксации глазом квантовых флуктуаций. Эти и другие подобные опыты по изучению флуктуаций света малых интенсивностей – о них еще будет рассказано чуть подробнее – продолжались до 1941 г. Обобщенный итог данной серии экспериментов Вавилов формулировал в нескольких научно-популярных и философских публикациях как доказательство того, что фотоны можно увидеть собственными глазами.

В те годы в Ленинграде существовал небольшой Физико-математический институт Академии наук. В 1932 г. Вавилов был назначен директором физического отдела этого института (во всем физическом отделе было меньше двух десятков человек). Весной 1934 г. Физико-математический институт был разделен на два – Математический и Физический. Когда летом 1934 г. вся Академия наук официально переехала в Москву, оба этих института переехали вместе с ней. Физический институт занял здание на Миусской площади, построенное еще в 1912–1916 гг. для лаборатории так и не успевшего там поработать любимого учителя Вавилова – Лебедева. Это было то самое здание, где Вавилов работал все двадцатые годы – именно в нем располагался возглавлявшийся до 1931 г. П. П. Лазаревым Институт физики и биофизики[215]. 18 декабря 1934 г. Физическому институту АН СССР (ФИАН) было присвоено имя П. Н. Лебедева. Вопреки естественным ожиданиям, тот факт, что назначенный директором ФИАНа Вавилов был физиком-оптиком, не повлиял на общую тематику исследований. Более того, Вавилов постарался сделать ФИАН максимально многопрофильным институтом: было создано девять лабораторий, в которые были приглашены талантливые физики (в том числе из МГУ) – лаборатория физики колебаний (ее возглавил Л. И. Мандельштам), физической оптики (Г. С. Ландсберг), теоретической физики (И. Е. Тамм) и др. Известно высказывание академика А. Н. Крылова (1863–1945): «Да, Сергей Иванович замечательный человек. Он организовал институт и не побоялся пригласить туда физиков сильнее себя» ([Фейнберг, 1990], с. 35). Сам Вавилов возглавил небольшую лабораторию люминесценции, которой руководил до последних дней жизни. Несмотря на кажущуюся в те годы малоперспективность для народного хозяйства и на то, что уже существовал отдельный Радиевый институт, Вавилов создал в ФИАНе также лабораторию атомного ядра (Д. В. Скобельцын, 1892–1990) и приложил большие усилия для развития этого направления физики [Визгин, 2002]. То, что ФИАН вскоре стал институтом мирового уровня – общепризнанная заслуга Вавилова. В воспоминаниях П. А. Черенков (1904–1990) прямо утверждал: «Я хотел бы подчеркнуть, что все главнейшие достижения института и его современное значение как одного из ведущих институтов страны, несомненно, обязаны широте профиля, предопределенной еще С. И. Вавиловым» ([Франк, 1991], с. 219). «…за 19 лет директорства Сергея Ивановича в два гигантских скачка институт и по числу сотрудников, и по площади помещений вырос в 50–100 раз» (воспоминания Е. Л. Фейнберга, [Франк, 1991], с. 280). При этом физики ФИАНа всегда отзывались о Вавилове как об идеальном администраторе, заботившемся об институте и не вмешивавшемся в исследования лабораторий. Даже начавшаяся в годы первых пятилеток кампания за плановость научных исследований, которую администратор Вавилов обязан был проводить, не нанесла особого ущерба.

В ФИАНе же было сделано главное научное – нобелевского уровня – открытие с участием Вавилова. Осенью 1933 г. было впервые зафиксировано, а в 1937 г. объяснено так называемое «излучение Вавилова – Черенкова» (или просто «черенковское излучение»).

Ко всем описанным занятиям Вавилова в начале тридцатых годов добавилось еще одно: написание философских статей. В 1933 г. он публикует первую из них «Старая и новая физика» [Вавилов, 1933] в сборнике «Памяти Карла Маркса» под редакцией Н. И. Бухарина и А. М. Деборина. Вавилов пишет в ней о важности изучения истории науки, о смене нескольких познавательных методик, о диалектическом восприятии кажущихся противоречий современной физики – сторонясь политики и идеологии. Следующая статья 1934 г. «Ленин и физика» также посвящена философии естествознания.

В мае – июле 1935 г. Вавилов совершает поездку по оптическим лабораториям и заводам Европы – посещает Варшаву, Вену, Милан, Рим, Флоренцию, Геную, Париж, Брюссель, Гент, Брюгге, Берлин.

Помимо всех уже перечисленных прямых административных обязанностей, Вавилов в тридцатые годы постепенно «обрастает» многочисленными дополнительными. С 1933 г. и до конца жизни Вавилов – председатель Комиссии АН СССР по изданию научно-популярной литературы. В 1933–1937 гг. – председатель Комиссии по изучению стратосферы при Президиуме Академии наук. В 1934–1935 гг. – заведующий секцией физики и математики Института истории науки и техники АН СССР и член ученого совета этого института. В 1935–1938 гг. – заместитель председателя физической группы отделения математических и естественных наук академии. С 1933 г. – член редколлегии журнала «Доклады АН СССР». С 1935 г. – председатель редколлегии журнала «Природа». Входил в Комитет АН СССР по подготовке кадров (1932), в Комиссию АН СССР по техническому снабжению (1937), Комиссию АН СССР по изучению спектров редких земель (1936), Комиссию по распространению радиоволн (1938), был членом Астрономического совета академии (1937) и Совета редакции словаря современного русского литературного языка (1938).