ушли. Им надоело возиться со странной женщиной, в одиночестве разгуливающей по дорогам. В конце концов, какое им дело: Азизулла все это затеял, пусть сам и разбирается.

На стук в ворота вышел мальчик-подросток. Шекиба сказала, что хочет видеть малика-сахиба. Мальчишка окинул ее подозрительным взглядом, но побежал во внутренний двор и вскоре вернулся вместе с высоким седобородым человеком. Человек открыл створку ворот чуть шире и вопросительно посмотрел на Шекибу.

— Салам, малик-сахиб. Я пришла к вам по очень важному делу.

— Какому делу? Ты одна, с тобой никого нет?

— Нет, сахиб. У меня есть один документ, я хочу показать его вам.

— Кто ты? Где твой муж?

— У меня нет мужа.

— А отец? Кто твой отец? — Седобородый человек по-прежнему держал ворота полуоткрытыми, не имея ни малейшего желания пускать в свой дом незнакомку.

— Сахиб, пожалуйста, это бумаги моего отца. Его звали Исмаил Бардари.

— Исмаил? Исмаил Бардари?

— Да, сахиб.

— Ты его дочь? Та самая, у которой…

— Да, это я. Пожалуйста, сахиб, у меня есть договор на владение землей.

Последнюю фразу она произнесла на одном дыхании.

— Шекиба!

Услышав свое имя, девушка обернулась и увидела Азизуллу. Он размашисто шагал по улице, направляясь прямо к ней. Шекиба вновь повернулась к малику и заговорила скороговоркой:

— Пожалуйста, у меня документы моего отца на владение землей, я его единственный оставшийся в живых ребенок. Я хочу заявить о своих правах на наследство. Земля должна принадлежать мне, а мои дяди пытаются незаконно присвоить участок себе.

Глаза седобородого округлились.

— О чем ты хочешь заявить? — Он бросил взгляд на улицу. Азизулла был в нескольких десятках метров от них. — О Азизулла-джан, да продлит Аллах твои дни! — повысив голос, обратился малик к приближающемуся Азизулле.

Судя по усталому тону старейшины, у Шекибы было мало шансов убедить его вникнуть в дело. Она быстро вытащила документ из-под паранджи.

— Это моя земля, и я имею на нее право! — с жаром выпалила Шекиба. — Пожалуйста, малик-сахиб, взгляните, и вы поймете…

Седобородый взял бумагу, скользнул глазами по строчкам и снова взглянул на быстро приближающегося Азизуллу.

— Пожалуйста, малик-сахиб, у меня больше ничего нет. У меня никого нет. Только эта земля…

Удар кулаком в затылок. Шекиба пошатнулась.

— Проклятая девчонка!

Второй удар сбил Шекибу с ног. Она лежала на боку и снизу вверх смотрела на малика. Он только покачал головой:

— Азизулла-джан, что с этой девушкой?

— Малик-сахиб, братья Бардари, мошенники, подсунули мне это — работницу вместо выплаты долга. Никому еще не удавалось так облапошить меня! — заорал Азизулла, указывая пальцем на лежащую в пыли Шекибу. — Мы приняли ее в дом, кормили, поили, мы обращались с ней почти как с членом семьи, и посмотри, чем она отплатила? — Азизулла ударил Шекибу по ребрам носком башмака. Она вскрикнула. — Что ты задумала? Как взбрело тебе в голову бегать по улицам, словно бродячая собака?!

— А что за документ, о котором она толкует? — спросил малик.

— Какой еще документ? — взвился Азизулла.

— Она утверждает, что пришла заявить о своих правах на владение землей, это участок ее отца…

— Заявить о чем? О небеса, поистине глупости этой девчонки нет предела! — Азизулла повернулся к Шекибе и снова ударил ее ногой в бок.

Боль привела Шекибу в бешенство.

— Я требую лишь то, что принадлежит мне по праву! Я дочь моего отца, и его земля — моя земля! — закричала она. — Папа-джан никогда бы не отдал ее братьям. Он этого и не делал!

— Поистине семья безумцев! — Азизулла вскинул руки к небесам.

Малик тяжело вздохнул и поцокал языком.

— Женщина, ты понятия не имеешь ни о законах, ни о традициях, — сказал он и разорвал документ на мелкие кусочки.

Глава 18

РАХИМА

Со времен бабушки Шекибы мало что изменилось — традиция по-прежнему имела силу закона.

В течение всей недели после визита Абдула Халика в нашем доме царила напряженная атмосфера. Руки мамы-джан дрожали, она то роняла ложку или нож, то просыпала крупу мимо кастрюли. Ее мысли блуждали где-то далеко. Я часто ловила взгляд мамы, устремленный на нас с сестрами. Шахла тяжело вздыхала. Парвин комментировала свои рисунки. От ее слов у мамы-джан слезы наворачивались на глаза.

— Голуби сегодня выглядят очень грустными, — говорила Парвин. — Их друзья улетели, и им не с кем поговорить. — Она показывала нам рисунок, на котором были изображены пять птиц, разлетающихся в разные стороны.

Мама-джан бросила взгляд на листок бумаги, который Парвин держала перед собой, и ахнула, затем быстро вышла из кухни и отправилась в гостиную — побеседовать с папой-джан. Вскоре мы услышали крики и звон бьющегося стекла. Мама-джан вернулась на кухню с совком для мусора, в котором лежали осколки стакана.

Отец поговорил со своими братьями. В назначенный день на нашу половину дома явились дядя Хасид, дядя Фарид и дядя Джамал во главе с бабушкой.

Мы с сестрами посадили малышку Ситару у окна и велели наблюдать за тем, что делается во дворе. Абдул Халик прибыл, как и обещал, после полудня.

— У ворот много людей, — объявила наша младшая сестра.

Мама-джан осталась с нами в спальне. Стоя в дверном проеме, она склонила голову набок, прислушиваясь к долетавшим из гостиной голосам.

— Благодарим тебя, Наувар-ханум, что пришла сегодня вместе с сыновьями, чтобы обсудить важное для всех нас дело. Мы к вам с самыми добрыми намерениями. Наши отцы родились на этой земле, здесь они жили и здесь похоронены. Мы, можно сказать, почти родственники, — начал свою вступительную речь дядя Абдула Халика.

— Благодарю. Я с большим уважением отношусь к вашей семье, — коротко ответила бабушка. Предполагалось, что вести речи — обязанность сватающейся стороны.

— Глубокое почтение привело нас сегодня в этот дом. Мы уверены, что твоя внучка станет прекрасной женой для моего племянника, Абдула Халика. Люди уважают и ценят его за то, что многие годы он охраняет покой нашей деревни.

— Наши люди в долгу перед ним. Мы не раз имели возможность убедиться, какой он храбрый воин.

— В таком случае вы не можете не согласиться, что он станет достойным мужем для твоей внучки.

— Несомненно. Однако, при всем уважении, — начала бабушка, — мы видим одно затруднение, о котором, я уверена, мой сын говорил в прошлый раз. Мы, конечно, понимаем, что речь идет о Рахиме… И согласны, что он… она слишком долго остается бача-пош, пора ей вернуться к своему естественному облику, который дан ей Аллахом. Но все же у нее есть еще две старшие сестры, и, как тебе известно, традиция требует… — Бабушка строго придерживалась