Не сомневаюсь, ты узнал моего дядю и его сыновей. Многие годы ты воевал бок о бок со мной, и я счел необходимым оказать тебе уважение.

— Твой визит, сахиб, — величайшая честь для меня. Я был счастлив сражаться под твоим руководством. Благодаря тебе наши люди свободны. — Никогда прежде мне не доводилось слышать, чтобы папа-джан вел разговор в подобной манере. Куда девались его обычные резкость и грубость? — Дорогие гости, вас я тоже благодарю за то, что, проделав столь неблизкий путь, вы посетили мой скромный дом.

Гости церемонно кивнули — знак, что любезное приветствие хозяина принято. Дальше слово взял дядя Абдула Халика. Он кашлянул и заговорил надтреснутым голосом, слегка шепелявя и заикаясь:

— Мой племянник всегда высоко отзывался о тебе. Твою семью в нашей деревне все уважают. Я многие годы знал твоего отца, Ариф-джан. Он был достойным человеком. Поэтому, уверен, мы найдем общий язык в деле, о котором пойдет речь. Тебе известно, что мой племянник — из тех людей, которые серьезно относятся к обязанностям, возлагаемым на мусульманина. Аллах обязал нас строить семью и заботиться о женщинах и детях.

Я похолодела. Стоявшая позади меня мама-джан поспешно зажала рот ладонью, словно испугавшись, что у нее вырвется крик.

— Да, конечно… — неуверенно начал папа-джан, не зная, как ему следует реагировать на речь старика.

Затем заговорил Абдул Халик:

— Недавно ты приходил ко мне, чтобы поделиться своими заботами: ты говорил, что у тебя в доме слишком много женщин и недостает денег, чтобы прокормить всех. Мы обдумали твои слова и теперь предлагаем решение проблемы.

Дядя Абдула Халика смерил племянника быстрым взглядом: «Позволь вести разговор мне».

— Итак, у тебя есть дочь. Мой племянник желает оказать ей честь и взять в жены. Таким образом, союз между нашими семьями укрепит давнюю дружбу, к тому же этот шаг разрешит твои финансовые затруднения.

— Моя дочь? — в недоумении переспросил папа-джан.

— Да. Если ты хорошенько обдумаешь наше предложение, поймешь, что оно послужит интересам обеих семей.

— Но моей старшей только…

— Речь идет не о твоей старшей, Ариф-джан. Речь идет о другой твоей дочери, о бача-пош. Моего племянника интересует именно она.

— Бача-пош…

— Да. И не стоит делать удивленный вид. Она оставалась бача-пош слишком долго. Ариф-джан, ты нарушаешь традиции.

Я обернулась к маме-джан. Ее лицо побелело как полотно. Папа-джан молчал. Я понимала: он гадает, откуда Абдул Халик знает обо мне. Впрочем, слухи, как известно, разлетаются быстро. Я снова вспомнила нашу встречу на рынке, и то, как он смотрел на меня и как криво ухмыльнулся, когда один из бывших с ним людей наклонился и что-то шепнул на ухо своему командиру.

Пальцы мамы-джан впились мне в плечо. Она притянула меня к себе и обхватила обеими руками. Покачивая головой, мама-джан беззвучно молилась, чтобы отец отказал этому человеку и чтобы его отказ не навлек на нас беду.

— При всем уважении, сахиб… это просто… она бача-пош… но у меня есть еще две дочери, старше ее. И как вы справедливо заметили, мы — люди традиции. А согласно традиции младших дочерей не принято отдавать замуж раньше, чем старших… Поэтому я думаю… — Отец осекся.

Последовала долгая пауза. Затем вновь заговорил дядя Абдула Халика — медленно и подчеркивая каждое слово:

— Ты абсолютно прав. Нехорошо было бы выдать замуж среднюю дочь, не сыграв прежде свадьбу двух старших.

На мгновение мне показалось, что мы можем вздохнуть с облегчением. Но лишь на мгновение.

— Но это дело легко уладить. Здесь еще два моих племянника — Абдул Шариф и его брат Абдул Хайдар. Они тоже ищут себе жен. Мы без труда можем договориться: каждый из них возьмет в жены одну из твоих старших дочерей. Абдул Шариф и Абдул Хайдар — крепкие молодые мужчины, прочно стоящие на ногах, они в состоянии обеспечить достойную жизнь твоим дочерям, которые уже созрели для того, чтобы покинуть отцовский дом, довольно им сидеть без дела. Позволь этим мужчинам оказать честь твоему дому.

— Абдул Халик, сахиб, ты знаешь, с каким почтением я отношусь к тебе… но… такое важное дело… традиция требует… я не могу решать такой вопрос в одиночку, не посоветовавшись со старейшинами моего рода…

Дядя Абдула Халика понимающе кивал головой на каждое слово отца.

— Разумно. Ну что же, это не проблема. Мы вернемся через неделю. Пожалуйста, пригласи старейшин твоей семьи сюда, и мы обсудим все вопросы, связанные с нашим предложением.

И хотя на первый взгляд эти слова звучали как вежливая просьба, ни у кого не возникло ни малейших сомнений: это приказ, и отрицательного ответа предложение Абдула Халика не предполагает.

На этом визит завершился. Как только последний гость скрылся за дверью, мама-джан бросилась к отцу:

— Ариф! Что ты намерен ответить? Девочки еще слишком юны!

— Не твое дело! Они мои дочери, и я сделаю так, как будет лучше для них.

— Ариф, умоляю, Рахиме только тринадцать!

— Вот именно! Они были правы: Рахима больше не должна быть бача-пош! Довольно ей шляться по улицам с мальчишками. Это позор для нашей семьи!

Мама-джан прикусила язык. Позор. Если бы только папа-джан знал…

— И вообще, Раиса, ты же знаешь, что бывает с дочерями, которые слишком долго остаются в отцовском доме. Что о них начинают говорить. Или того хуже — какие случаются скандалы! А семья Абдула Халика известна и всеми уважаема. Она сумеет обеспечить девочкам достойную жизнь.

Мама-джан отчаянно пыталась найти аргументы, чтобы возразить мужу. Но что она могла сказать? Да и многое из того, о чем говорил папа-джан, действительно было правдой. Кроме того, с теми доходами, которые были у отца, маме-джан с трудом удавалось прокормить нас всех. Братья отца были в не лучшем положении, не говоря уж о двух вдовах и детях тех, кто погиб на войне.

— Может быть, поговорить с Шаимой? Вдруг ей удастся урезонить этих людей, когда они вернутся…

— Раиса! — взревел папа-джан. — Если твоя полоумная сестра переступит порог моего дома или вякнет хоть слово, клянусь, я отрежу ее поганый язык и вышвырну эту горбатую ведьму за ворота, чтобы она катилась по улице, как рваная покрышка!

Мама-джан содрогнулась, услышав проклятия в адрес сестры.

Я же вспомнила слова моей сестры. Шахла оказалась права: папа-джан действительно хочет сбыть нас с рук.

По спине у меня пробежали мурашки, сердце тоскливо заныло. В моей памяти всплыли и другие слова тети Шаимы: мужчины могут делать с женщинами все, что им заблагорассудится.

Похоже, процесс, который запустил папа-джан, остановить было невозможно.