События последних дней совершенно нарушили расписание лечебных ванн. Два человека выбыли, взбудораженные постояльцы порой просто забывали о лечении. Само собой получилось, что теперь каждый шел к бассейнам когда мог и хотел, убедившись, что там свободно. В послеобеденное время оказались свободны оба бассейна, и Петрусенко выбрал привычный для себя. Через десять минут теплые лечебные воды успокоили его. Он лежал, расслабившись, блаженствуя, с удовольствием вдыхая легкий сероводородный запах, к которому уже привык и который стал ему даже нравиться. От всего этого в голове прояснилось и совершенно ясно обозначилось единство многих разрозненных эпизодов… Петрусенко начал вспоминать и анализировать то, что он про себя называл «мелочами».

В один из первых дней здесь, в пансионате, за общим столом во время завтрака он увидел, как странно смотрит на Лапидарова Замятин – вернее, тот, кто назывался этим именем. А поскольку Викентий Павлович еще не знал настоящего имени этого человека, он решил называть его пока что так, как привык… Да, взгляд Замятина был удивленно-испуганным. А часа через два он вновь увидел эту же пару – Замятина и Лапидарова: когда с женой и дочкой гулял в сосновом бору и присел за столиком ресторана. Эти двое разговаривали, стоя на смотровой площадке, – разговаривали явно на повышенных тонах, причем агрессивнее был именно Замятин. Это как-то не вяжется с его испуганным взглядом, а тем более с тем явным страхом, который он высказал через три дня, вечером… К тому же в пансионате Лапидаров и Замятин вообще не общались друг с другом, практически только здоровались по утрам, входя в столовую. Но, выходит, какие-то дела их связывали, какие-то конфликты. Однако они это скрывали. И вот – тот самый роковой вечер накануне исчезновения и убийства…

Викентий Павлович представил все заново, во всех подробностях… Большая компанию у него на веранде: он с женой, Ермошин и Лиза, фон Кассель, Эрих и Труди. Да, людей много – значит, много свидетелей. Свидетелей чего же именно? Конечно же, страха, почти животного ужаса на лице, с каким медленно, словно привидение, вошел к ним на веранду Замятин. И его слов… что-то вроде: «Я его боюсь, это страшный человек, я его узнал!» И назвал имя – «Лапидаров». И еще – да-да! – он сказал, что закроется в своей комнате от Лапидарова. Сказал им тогда, а потом, позже, уже часов в одиннадцать, повторил почти те самые слова норвежцу. Конечно, все их запомнили. Вот почему неудивительно, что, увидев утром кровь в комнате Замятина, все сразу подумали о том, что несчастного молодого человека убил злодей Лапидаров. Он и сам так подумал! Правда, этому способствовали и дополнительные факты: Лапидаров был явно криминальным типом, и он исчез – вместе со своими вещами…

Здесь все выстраивается как бы логически. Но теперь-то ему известно, что Замятин – не тот, за кого себя выдавал! То есть не простодушный, слабоумный молодой аристократ, а кто-то совсем другой. И тогда получается… Стоп!

Петрусенко резко остановил сам себя. Он почувствовал, что дальнейший ход рассуждений требует собеседника, советчика. Лучший его советчик – Люся – уже ждет его. Да и пора – время водных процедур окончилось. Как говорится: est mobus in rebus! – всему есть мера!

Обычно после обеда Люся на часик-другой укладывала дочку спать. И когда Викентий вернулся в коттедж, девочка уже крепко спала.

– Сейчас, дорогая! – Он улыбнулся в ответ на нетерпеливый вопросительный взгляд жены. – Я поменяю этот роскошный купальный халат на что-то более подходящее. И расскажу тебе очень неожиданную вещь. Да-да, я не зря ездил в Карлсруэ, к князю Томину!

– Не издевайся, Викеша! Рассказывай скорее!

Когда через пять минут он вышел на веранду в брюках и легкой рубашке, с еще влажными, но быстро высыхающими волосами, и сел на плетеный диванчик, Люся тут же пристроилась рядом в своей любимой позе – подобрав ноги и прижавшись к его боку. Викентий обнял ее за плечи и стал подробно рассказывать обо всем, что произошло у князя Томина.

– Так вот, Люсенька, из всего, что я передумал, пока живая вода омывала мое тело, интересные выводы получаются. Если этот человек не был Замятиным, значит, и психическим расстройством не страдал. Изображал некоторое слабоумие.

– Надо сказать, отлично изображал! Все его любили, жалели…

– Ты права, имитировал умело! Но тогда, по всему выходит, с Лапидаровым он был знаком не только по пансионату.

– Если они вообще не были сообщниками! – воскликнула Люся.

– Что ты сказала? Верно, верно! Скорее всего, так и было! И тогда многое можно объяснить…

– Что именно, Викеша? Я не совсем понимаю.

Викентий немного помолчал, пощелкивая пальцами, потом хлопнул в ладоши:

– А вот что! Замятин дважды разыграл сцену страха. Первый раз ты, может даже, и не заметила: в первые дни, за завтраком. Но я обратил внимание, и Эрих с Труди, и он наверняка это уловил… Ну а второй раз – при массовом скоплении зрителей…

– Тогда, на веранде?

– Да, накануне исчезновения. Но если согласиться с тем, что страха не было, а все – чистое притворство, то сразу же возникает вопрос…

– Для чего все это было ему нужно?

– Умница, Люсенька! Совершенно правильно сформулировала. Вот я и думаю: этот лже-Замятин заранее к чему-то нас готовил. К своему собственному «убийству» – я почти не сомневаюсь в этом!

– Ты, Викентий, так странно произнес слово «убийство»…

– Заметила? Я, конечно же, имел в виду не настоящее убийство, такое же притворное, как и он сам.

Люся немного помолчала, потом осторожно спросила:

– Ты хочешь сказать, что этого человека никто не убивал? Что он жив? Но зачем ему это нужно было?

– Думаю, для того, чтобы скрыться. У меня сейчас почти нет сомнений, что они с Лапидаровым – одна шайка-лейка. А потом что-то не поделили… Возможно, Лапидаров стал его шантажировать. Это в его стиле!

– Да-да, я помню, – кивнула Люся, поняв, что Викентий намекает на шантаж Лютцев. – Но мне все-таки непонятно… Откуда же тогда в комнате Замятина оказалась кровь? Много крови… А Лапидаров скрылся, все свои вещи забрал… Его-то убили только на следующий день…

Викентий медленно убрал руку с плеча жены, медленно поднялся. На его лице отразились одновременно два чувства – удивление и догадка. Потом он наклонился и поцеловал жену в губы.

– Какая ты умница! Вот это мысль! Если не убит Замятин – значит, убит Лапидаров! Ты понимаешь, дорогая? Убит не на следующий день, а именно в ту самую ночь, и кровь в комнате Замятина – лапидаровская!

– Боже мой, Викентий! Это, конечно, многое объясняет, но ведь Лапидаров напал на Грету? Как это может быть?

– Разберемся! – Викентий быстро ходил по веранде, потирая руки. – Этот Замятин, по всей видимости, артистическая натура. Мог сыграть и эту роль… Но утверждать окончательно нельзя, нужны доказательства! И они у меня будут, Люсенька, обязательно. Или доказательство моей догадки, или ее опровержение.