Выдохнув, я медленно откинула одеяло с себя и, покачиваясь, встала. Я не вставала ни в туалет, ни поесть уже несколько дней. Медленно, с растрёпанными волосами, прошла к стулу, который мне многозначительно отодвинули, а после и вовсе с силой прижали к обеденному столу.

Как только моя грудь упёрлась в дерево, на котором лежали яства всех форматов, Грэгори навис надо мной. По бокам от себя я увидела те самые графитовые лапы-когти Демона:

— Любовь моя, кушай сама. Иначе будем разговаривать по-другому, — он поскрёб когтями рядом со мной, оставляя, и будто очерчивая вокруг меня и тарелки зону, за которую мне нельзя выходить.

Он сел напротив. Ужасное обличье своё даже не подумал поменять.

— Я не хочу, — хрипло выдавила я, впервые за эти несколько дней из своего горла.

По телу Грэгори аж мурашки прошлись. Кровь прилила к сердцу и заставила его на секунду захлебнуться от радости её голоса.

— Мой ребёнок… — начал было он, но я посмотрела вниз, на свои ноги.

Криво улыбнулась и тихо ему сказала.

— У меня кровь.

Мужчина резко подпрыгнул, опрокинув весь стол.

— Что? ЧТО?! — он резко развернул мой стул и встал на колени, стиснув мои бёдра когтями.

— Что-что? — я взяла Грэгори за подбородок. Странное чувство возникло в руке. Будто она примагнитилась. Мужчина, горячий, как сама стихия, послушно посмотрел мне в глаза, — Месячные это. Не беременна я. А значит есть не буду.

— Ме-ся-что? — Грэгори взял мою руку. В его глазах пылало одновременно столько чувств, что мне стало не по себе.

— Я человек, — почему-то измученно ответила я, — Я девушка. Каждый месяц неоплодотворённая яйцеклетка выходит из нас с кровью, — зачем-то я стала расписывать такие вещи, которые обычно мужчинам не говорят.

Грэгори опустил голову на мои ноги и сильнее, ближе прижал меня к себе.

— Тебе больно? — тихо задал он этот вопрос.

А для меня весь мир будто остановился. Разве мужчин это волнует?

В его карих глазах — космос.

— Хочешь, чтобы тебе стало легче, я тебя…? — он начал тянуться к моему животу, но я резко вскочила, повалив стул.

Грэгори так и продолжил стоять на одном колене.

— Не надо мне больше подобных поцелуев облегчения от тебя! Просто покажи мне, где тут уборная.

Взгляд мужчины, Дракона, стал резче. Он сглотнул. Тяжело выдохнул и встал на ноги.

— Те-бя? — он проговорил… Как Мертилид в тот вечер, когда усомнился в любви ненастоящей Лакруш.

Волосы встали дыбом на всём моём теле. Я зажмурилась и накрыла голову руками, буквально сжавшись до атома.

Капитан, судя по виду которого пару он резко спустился с небес не просто на землю, а в самое сердце ада, сделал шаг вперёд.

— Ещё раз поставишь так руки, — в его душе будто волки выли, — Ещё раз! — я сильнее сжалась, — И я заставлю твои руки приковать оковами к половицам! — его голос становился громче, а моё дыхание всё более похожим на труп.

Возникла тишина. Я медленно посмотрела из-под ресниц на мужчину. Тот ждал.

— Даже не смей думать, что я могу причинить тебе боль! — яд, чистый болезненный, пожирающий душу яд, плескался в глазах Грэгори.

Убедившись, что она поняла, Капитан сделал пару широких шагов к выходу из каюты, выхватил ближайшую шпагу из подставки, и чуть ли не голосом преисподнии проговорил:

— Неужели всё из-за него?

Тишина была ему ответом.

— Завтра всё случится. И хочешь ты того или нет, но ты, Мертилид, и я покинем этот чёртов мир, — он выдохнул, возвращая себе ледяное самообладание, — Ты забудешь его. Тебе станет лучше. И ты признаешь меня своим единственным Мужчиной. Ты полюбишь… меня.

После душа, в котором я мылась кое-как, одновременно вытирая солёные слёзы с глаз, я доковыляла до кровати и снова, укутанная в полотенце, упала на перину.

Виталя пытался мне всучить остатки какой-то еды, похожей на виноград, но я просто поцеловала его в розовый лобик, отказавшись, и забилась под гору подушек.

Спустя несколько часов моей полудрёмы в перемешку с кошмарами, я почувствовала, как кто-то тяжёлый лёг на вторую половину кровати, с силой сорвал с меня одеяло, полотенце, в которое я была закутана в качестве сорочки, а потом, моё НАГОЕ тело прижал меня к нагому своему. Его “весомое” естество без церемоний вошло между моими сомкнутыми ногами.

Я замерла. Он прорычал мне в шею горячим дыханием.

— Нельзя, — тихо я сказала, почему-то без сопротивления. Что очень и очень испугало меня саму, — Нельзя во время…

— Я узнал, — медленно, явно улыбаясь, ответил Грэгори, — Нельзя. Но это не отменяет того факта, что ты моя девочка, тебе больно, и я нуждаюсь в тебе.

Я попыталась что-то возразить, но он повернул мою голову и впился в мои губы своими. Неожиданно и слишком быстро зелёный дым окутал меня с ног до головы.

Грэгори продолжил целовать мои плечи, спину… И в какой-то момент я потеряла контроль над происходящим.

Пришла в себя, только когда за окном уже была тёмная ночь.

Рука и тело Грэгори прижимало меня к кровати, словно каток укладывал асфальт.

Я посмотрела на двери из каюты и заметила зелёное свечение. То самое, что я видела у Максимилиана в глазах!

Кое-как выкрутившись из-под Грэгори, я подняла плед, что валялся на полу, накинула его себе на плечи. И тихо, на цыпочках, стараясь не разбудить Виталю и Капитана, вышла наружу.

Тихо закрыла дверь.

Обернулась.

Моему удивлению небыло предела. Что? Как?

— Робин? — тихо спросила я, озираясь по сторонам.

Мальчуган с серьгой и яркими зелёными глазами прижал палец ко рту, призывая молчать, и, не говоря ни слова, повёл меня куда-то вниз корабля.

— Я больше не поведусь на это! В прошлый раз ты хотел меня утопить! — я сказала громче, чем следовало бы.

Пацан моментально подлетел ко мне и зажал рот.

— Это важно. Меня послала Адель.

Я замерла. И по-новому посмотрела на юношу.

Он взял меня за руку и небольшими перебежками повёл куда-то вниз, аккуратно проходя мимо матросов, что вяло несли свою службу.

Вниз-вниз-вниз. Прячась и забывая дышать, каждый раз, когда какой-нибудь матрос начинал высматривать “корабельную крысу”, мне хотелось провалиться сквозь доски в море. Куда Робин меня ведёт? Зачем?

Спустя несколько сердечных приступов, мы наконец-то добрались до… Морозильника? Перед которым сидели два матроса, вооружённых с ног до головы.