– Идиот! И почему он не мог… – Зазвонил телефон, и Г. М. бросил на него злорадный взгляд. – Знаете, кто это? Мастерс, которому не терпится поплясать на моих старых костях. Чтоб мне лопнуть, если ему это удастся! Пускай идет наверх, детка! Посмотрим, собрал ли он последние недостающие улики…

Очевидно, собрал; свежевыбритый Мастерс так и сиял, как будто собирался немедленно кого-то арестовать; он буквально раздувался от гордости; как только он величественным жестом снял шляпу, все ощутили запах лосьона для волос.

– Всем доброе утро. – Старший инспектор положил на стол портфель. – Как вы можете догадаться, джентльмены, сегодня утром я немного поработал. Есть ли у меня новые улики, спросите вы? Да, есть. – Под унылым взглядом Г. М. он сел и взял предложенную сигару. – Не буду держать вас в напряжении. Я разузнал кое-что о Бендере. Эта информация, хотя и не добавляет ничего к общей картине, подтверждает мою точку зрения. Он проживал в небольшой частной гостинице в Блумсбери, возле психотерапевтической больницы, – чтобы вовремя успевать на срочные вызовы. Я разговаривал с хозяйкой гостиницы, и ее показания подтверждают мою точку зрения… подтверждают, джентльмены, даже в такой малости, как мозоли.

– Какой малости? О чем вы? – удивленно спросил сэр Джордж.

– О мозолях, сэр, – любезно объяснил старший инспектор и стал внимательно рассматривать свой огромный ботинок. – Надеюсь, вам они никогда не докучали. Знаете, мозоли способны доставить немало мучений, если…

– Все, – сказал Г. М. – Хватит! Я уже наслушался такого бреда, что уши вянут, но мозоли – это уже чересчур. Мастерс, вы что, хотите сказать, что Бендера убили мозольным пластырем?

– Спокойно, сэр… Сейчас я перейду к делу. Я просто не мог устоять перед тем, чтобы не подпустить туману – по вашему примеру. – Мастерс перестал улыбаться и принял деловой вид. – Я хочу, чтобы вы ясно представляли себе характер покойного Бендера. Помните, у меня все не укладывалось в голове, как он мог по собственной воле остаться один в комнате и спокойно поджидать убийцу? Он намеренно пошел на риск – уж такой был человек. Однажды у него разболелся живот; он даже заподозрил приступ аппендицита, однако он никому ничего не сказал и продолжал выполнять свои обязанности; Бендер считал: если пациент с психическими отклонениями заподозрит, что его врач сам нездоров, то лечение не принесет желаемого результата. Даже такая мелочь, как мозоли…

– С его аппендиксом действительно было что-то не так? Не было? Тогда чего вы поднимаете вокруг этого такую шумиху?

– Потому что я знаю, от чего он умер, – спокойно ответил Мастерс и открыл портфель. – У меня здесь два вещественных доказательства: кусок тонкой нити и фотография. С их помощью я покажу вам, как Гай Бриксгем совершил убийство. Смею предположить, что он безумен, поэтому его не повесят. Но, джентльмены, – явно наслаждаясь речью, продолжал Мастерс, – чтобы, хм, облегчить понимание, позвольте сначала рассказать вам о трудностях, с которыми мне пришлось столкнуться, и о том, как они помогли мне в дальнейшей работе. Итак! Вот «вдовья комната».

Он подвинул к себе чистый лист писчей бумаги и нарисовал на ней удивительно ровный квадрат. Под ближней к нему стороной квадрата он написал слово «дверь», над дальней – «окно», слева – «камин», справа – «пустая стена».

– Как вы можете видеть, перед нами классическая ситуация, когда убийство технически невыполнимо. Дверь под наблюдением, окно забрано крепкими ставнями, которые невозможно открыть из-за приржавевших к гнездам болтов. Прежде всего мы проверили дымоход. В нем установлена решетка с мелкими ячеями, и он так забит сажей, что пролезть в него невозможно. Потайные ходы отсутствуют… На первый взгляд все выглядит так, будто где-то должен быть какой-то фокус; я имею в виду отравляющее устройство. Джентльмены, – возвестил Мастерс, – мы с моими людьми… хм… прочесали комнату мелким гребнем. В ней ничего подобного нет.

– Вы уверены? – спросил сэр Джордж.

– Абсолютно, стопроцентно уверен. Идем дальше. Несмотря на то что Бендер был отравлен, а из комнаты после его смерти доносился чей-то голос, у всех в доме имеется алиби. Джентльмены, я справился с данной трудностью с помощью, простите за выражение, простого здравого смысла. Мой подход состоял в следующем: следовало опровергнуть чье-либо алиби, что оказалось совсем нетрудно. У двух человек не было алиби вообще. То есть их алиби не подтверждалось другими источниками, как в случае с остальными; они просто повторяли слова друг друга. Я был вполне уверен в том, что мистер Гай Бриксгем лжет. Значит, он убедил свою тетю покрывать его.

Я сразу вспомнил ее странное поведение в ходе допроса. Но странное поведение – еще не улика. Что меня действительно поразило, так это последняя ее фраза перед уходом. Она неожиданно указала на окно и произнесла… хм… если можно так выразиться… мученическим тоном: «Ставни надежно закрыты изнутри?»

Г. М. устал сидеть в положении «ноги выше головы» и сел нормально.

– Неплохо, Мастерс, – проворчал он. – Боюсь, вы потихоньку перенимаете мою привычку занудствовать, но все равно неплохо. Да. Я тоже думал об окне. Что дальше?

– Да, мне не давало покоя то, где нашли тело. Понимаете? Он лежал за кроватью. Не прямо напротив окна, но рядом с ним, на линии между кроватью и стеной… Именно так! Так почему она спросила: «Ставни надежно закрыты?» Я сказал себе: «Предположим, мистер Гай все же отлучался, а вернувшись в гостиную, признался тетке, что заглядывал в комнату через окно и видел, как умер мистер Бендер; он клялся, что не имеет к его смерти никакого отношения; даже если бы он хотел убить Бендера, то не смог бы проникнуть внутрь из-за закрытых наглухо ставен, и попросил ее подтвердить, что он не выходил из ее гостиной, и тем самым обеспечить ему алиби. В таком случае ее вопрос был правомерен. Гм! Человек, стоящий у окна, мог легко разглядеть, что творится в комнате: между ставнями имеются щели. Причем щели горизонтальные, каждая примерно четверть дюйма шириной. Поэтому…

– Погодите, – вмешался сэр Джордж. – Там же, помимо ставен, есть окно со стеклом. Правда, я припоминаю…

– Из окна сильно дуло, – сказал Терлейн, на удивление хорошо запомнивший каждую мелочь во «вдовьей комнате». – Некоторые стекла были разбиты.

Мастерс кивнул:

– Совершенно верно. Я заметил это ночью, когда сгустившийся туман стал просачиваться в комнату. Мы выкрутили-таки болты и открыли ставни; до нас их никто не трогал. Окно снаружи – очень высокое окно, как вы, может быть, помните, – состоит из двух вертикальных рядов квадратных стекол со стороной примерно полтора фута. Окна почернели от грязи – все, кроме одного, которого вообще не было. Стекло, расположенное примерно на половине высоты окна, вырезали. Хорошая работа. Труднее всего было поднять раму; его сто лет не открывали, и оно будто прикипело ко внешнему переплету.

Затем все стало ясно как день. Окно выходит во двор. Там проходит узкая аллея – фута в четыре шириной. Напротив окна – которое, кстати сказать, находится довольно высоко над землей, – глухая стена соседнего дома. Нижняя часть стены под окном укреплена чем-то вроде широкой каменной завалинки, которая тянется до лестницы, ведущей к черному ходу… Теперь понимаете? Кто-нибудь вполне мог выйти из дома через черный ход, дойти по завалинке до окна и, просунув голову в выбитый квадрат окна, через щель в ставне увидеть, что происходит внутри. И тут меня озарило, – сказал Мастерс, потрясая портфелем. – Если кто-нибудь мог через ставни обозревать комнату, мог слышать, что происходит внутри, он, естественно, мог и говорить сквозь них. Он, без всякого сомнения, мог издавать тот приглушенный крик, без слов, который вы слышали каждый раз в ответ на вопрос Мантлинга: «Бендер, как вы там?» Заметьте, вам всем казалось, будто голос доносится из комнаты.