Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я дома отдохнуть хочу! Понимания хочу, заботы, а ты меня истериками встречаешь.
— Кирилл… прости…
Мелкими шажками бежит ко мне и укладывается под бок. Начинает целовать, лезть с объятиями.
— Ты только не верь ей, ладно?.. Я хорошо знаю, на что она способна… Что бы она тебе не рассказывала, просто не верь!
— Она ничего мне не рассказывает, — проговариваю я, вообще них*я, — и тебе я тоже запрещаю о ней говорить, Карина. Не надо делать из нее монстра.
Не знаю, подействовали ли на нее мои слова или меня пожалела, но утром я проснулся от ох*енного минета, после которого она разрешила поиметь себя в задницу.
Ни про Настю, ни про Ромку я от нее два дня не слышал ни слова. Все вроде как устаканилось, хоть я и понимаю, что подозрения и ревность Карины исчезнуть как по волшебству не могли.
Значит, решила действовать умнее, осторожнее.
Сама Денежка тоже о себе знать не дает. Не звонит, не пишет, никак о себе не поминает. И самое х*евое, что исчезни я завтра из их с Ромкой жизни, она с облегчением перекрестится и три раза сплюнет через плечо.
Признаю, что это сильно задевает. Не ожидал такого от Насти… только не от нее. Воспринимается как предательство.
К вечеру третьего дня забегаю к Сане для консультации по рабочему вопросу, а после этого планирую к Насте наведаться. Вернее, к Ромке. Купил ему подарок еще вчера, надеюсь, оценит.
— Привет, Кир, — касается плеча Даша, — не узнавал, как дела у Ромки? Лучше ему стало?
— В каком смысле? — внутренне весь подобравшись, сощуриваю глаза, — что с ним?
— Ты не знал? Настя не сказала?
— Не сказала, забыла, наверное, — цежу сквозь зубы.
— Он заболел. Вирусное что-то… Вчера даже врача на дом вызывали.
— Твою мать…
Развернувшись, быстро одеваюсь и вылетаю из их квартиры. Меня снова рвет на части. От страха за Ромку и злости на его мать.
Сука, как ей вдолбить в голову, что я теперь такой же родитель, как и она сама. Что я имею права знать, что происходит с моим сыном.
Мне! Мне первому она должна была позвонить, когда он только заболел.
Бл*дь, Дашка знает, Саня в курсе, а я ни сном, ни духом.
Сажусь в машину, завожу и сразу набираю Настю.
— Да?.. — голос усталый, и мне остается только догадываться, от меня она устала или с Ромкой действительно все плохо.
— Я хочу приехать.
— Не надо, Кирилл. Ромаш болеет, он может тебя заразить.
— Буду через пятнадцать минут, — говорю я и отключаюсь.
Заразить. Испугала.
Заезжаю в аптеку. Витамины детские, сироп от кашля, средство от температуры. Не знаю, зачем, наверняка, у них там все есть.
Когда останавливаюсь у дома, ловлю себя на мысли, что внутри зарождается предвкушение. Взрыв, всплеск эмоций, стоит мне только ее увидеть. Я еще в подъезд не вошел, а меня уже колбасит. Потряхивает от адреналина, как перед архиважным событием.
Звоню коротко в дверь и послушно жду. Слышу тихие шаги, скрежет замка, и дверь открывается.
— Привет.
— Зря ты пришел, Кир. Ромка только что уснул, я ему лекарство дала.
Выглядит спокойной, хоть и немного бледной. Лицо чистое, ни грамма косметики, волосы собраны в гульку. Домашний костюм из клетчатых штанов и серой майки.
Видно, что не прихорашивалась в ожидании меня. Кто я такой.
Двигаюсь вперед, вынуждая ее отойти в сторону. Настя пропускает и закрывает дверь.
Смотрю на нее сверху вниз. Ноздри чуют запах, и легкие машинально разворачиваются. Мышцы спины и живота напрягаются.
— Почему не сообщила? — спрашивает Кирилл шепотом.
Без агрессии, но смотрит при этом с обидой и претензией. Я, инстинктивно от него закрываясь, складываю руки на груди. Он снова давит на меня и выжигает в помещении весь кислород одним только своим присутствием.
— Надо было? Я не подумала. Ты не звонил.
Греховцев глубоко вздыхает и, задрав голову к потолку, впивается зубами в нижнюю губу. Словно сам с собой борется.
— Я руки помою?
— Зачем?
— На Ромку хочу взглянуть… и вот… — кладу на комод прямоугольную коробку, — подарок ему передай, как проснется. А это… вот… из аптеки.
Бросив взгляд на белую коробку, округляю глаза.
— Айпад? Ты в своем уме? Ему еще двух нет.
— Ромашу должно понравиться. На нем мультики смотреть можно и рисовать.
— Эмм… не жалко денег? Он сломает через два дня.
Хмыкнув, Кирилл тянет один уголок губ вверх. Я резко отвожу взгляд.
— Никитос у Сани уже два таких разбил. Это нормально.
Еще раз посмотрев на лежащую на комоде коробку, пожимаю плечами.
— Вас богатых не понять…
Он скрывается в ванной, а я поднимаю взгляд к зеркалу. Ужасно выгляжу, щеки красные, словно у меня лихорадка. Прислоняю ладонь ко лбу. Может, от Ромки заразилась?
Иду в кухню выпить холодной воды и вижу, как Кир проходит в комнату. Сегодня на нем, кажется, та же черная водолазка, что и в тот раз, когда мы встречались в клинике. Выглядит… сексуально.
Представляю, как восхищалась бы я, будь той самой Настей — дурочкой, что и три года назад.
Влив в себя пол стакана воды, направляюсь в комнату, но невольно застываю на пороге. Присев на корточки, Кир склонился над спящим на диване Ромашом и осторожно гладит пальцем сжатую в кулачок ручку.
— Он весь мокрый, Насть…
Я неслышно приближаюсь и присаживаюсь на угол. Сынок действительно вспотел. Волнистые, как у отца, пряди прилипли к влажному лбу.
— Температура падает. Я ему жаропонижающее дала.
Кивнув, Кирилл продолжает смотреть на сына. Такая красивая душещипательная картинка получается, что у меня внутри начинает зреть протест. Я борюсь с желанием оттолкнуть его от Ромки, бросить в лицо его же слова об аборте и навсегда вытолкать из нашей жизни.
Но нельзя. Не по закону. Прикрыв глаза, сдержанно выдыхаю. Греховцев, к сожалению, имеет полное право находиться здесь и смотреть на сына вот так с нежностью.
— Что врач сказал?
— Тебе Даша сказала?
— Она думала, я в курсе, — проговаривает с легким укором в голосе.
— Банальная ОРВИ. Хрипов нет. Легкие чистые, — отчитываюсь я.
— Вирус? Где он мог его подцепить?
— Наверное, в воскресенье, когда мы в гости ездили.
Он никак не реагирует, ни единого движения, ни одной эмоции на лице, но клянусь, я чувствую, как вспыхнула исходящая от него энергетика. Холодом повеяло, а потом обожгло огнем.