Пока я соображала, как мне с ним себя вести, он уже вел меня к опустевшему танцполу. Точнее, почти нес, крепко прижимая к себе за талию, потому что ноги идти отказывались.

— И что же ты вытворяешь? — зло поинтересовался. — Пишемся в пионерки?

— Это оскорбление? — с готовностью поинтересовалась я, с удивлением вспомнив, что оскорблений от него не получала уже о-очень давно.

Он на секунду отвел глаза.

— Нет. Глупая шутка.

Смех вырвался сам собой, погружая обратно в лихорадочный восторг, в котором я провела весь этот вечер.

— Я веселюсь, — сообщила Танкалину.

Он сжал меня крепче.

— Ты пьяна.

Я подумала, подумала и обиделась — как невежливо намекать девушке, что она не совсем трезва!

— Еще не очень, между прочим.

— Ты очень сильно пьяна, — выдохнул Танкалин и я поняла, что он зол просто до бешенства. От этого стало еще веселей.

— Тебе-то что? — спросила я, в конце концов, отсмеявшись.

— Мне? То, что с пьяными… красивыми девушками в таких ситуациях всегда происходят вполне предсказуемые вещи.

— Какие? — наивно поинтересовалась я.

Рука вцепилась в мою талию так, что казалось, на коже синяки останутся. Мы дошли до танцпола, но не танцевали, а просто стояли под сверкающими лучами.

— Не зли меня, — заявил Танкалин, смотря сверху вниз.

— Тебе какое дело? Чего ты за меня хватаешься? Ты же не один, так иди и танцуй, с кем пришел!

Он машинально оглянулся на свой столик, уже пустой, куда делись Смирнов и девчонки я не видела.

— Это подруга Марины, которой некуда было идти. Ко мне она не имеет никакого отношения.

Конечно же, я ни на миг не поверила, но дышать почему-то стало немного легче.

— А мы вроде договаривались, чтобы ты не смел ко мне приближаться, — напомнила я и задней мыслью подумала, что голос и правда, как у пьяной.

— Прежде чем начнешь угрожать, хочу сообщить, что если Парин хоть раз до тебя дотронется, это для него очень плохо закончиться. А ты будешь виновата, потому что я предупреждал!

Я задумалась… И снова расхохоталась. Вот есть же люди, которые отлично умеют устраиваться и все сваливать на окружающих, всегда оставаясь ни при чем!

Танкалин вздохнул.

— Я не могу… смотреть, что ты тут вытворяешь. Что это за подружку ты нашла? Хочешь с ней за компанию в неприятности влипнуть?

За честь Софи нельзя было не вступиться!

— Это моя сестра! И не смей говорить о ней в таком тоне! Ты ничего о ней не знаешь!

— Да ну? — притворно удивился Танкалин, вдруг дергая меня и поворачивая вокруг оси так резко, что голова тут же закружилась и пришлось за него держаться. — И чего же я не знаю?

— Она вас всех ненавидит, — по большому секрету сообщила я ему на ухо и довольно улыбнулась, радуясь, что я с Софи нахожусь по одну сторону баррикад. Такого врага не пожелаешь и… Танкалину.

Вокруг было пусто, музыка утихала и замедлялась. Танкалин молчал, а я с удивлением поняла, что очень крепко обнимаю его за шею. Обеими руками. И мгновенно попыталась отпрянуть. Он молча притянул меня обратно, возвращая руки на прежнее место.

— Ты хоть представляешь, что здесь сейчас начнётся? Выскочит голая подтанцовка, а экстази будет пыльцой плавать в воздухе. Да тебя же на части разорвут!

— Неужели ты расстроишься? — с фальшивым удивлением поинтересовалась я и опять расхохоталась при виде его резкого взгляда.

— Как только тебя сюда отпустили? А что твоя мама подумала, если бы тебя тут увидела? А тетя? Она хоть знает, где ты ошиваешься?

— Она уехала на праздники в гости, — радостно сообщила я, уже совершено перестав сопротивляться и снова его обнимая. Собственно, я уже не раз сегодня на ком-то висела, зачем делать исключение?

— Так ты еще и дома одна? — он вдруг глубоко вздохнул. — Ну все, хватит! Ты немедленно отправляешься домой!

— С какой стати? — смех немного притупился, сменяясь легким раздражением.

— Я за тебя отвечаю, раз нет никого другого!

— Может ты забыл, о чем мы договаривались? — раздражение быстро нарастало.

Последняя еле слышная музыка резко прервалась и из соседнего зала почти сразу же понеслась речь президента.

— Я сама решу, как мне развлекаться. А ты не смей лезть! Вообще, отойди от меня, — я убрала руки и попыталась его оттолкнуть. Безрезультатно — он даже не пошевельнулся. — Отойди, я сказала. Ты! Косоглазый!

Он так резко прищурился, что стал полностью соответствовать тому, как я его назвала.

— Потом сама спасибо скажешь, когда в голове проясниться, — вдруг сообщил, подхватил меня и потащил к выходу, — будешь дома сидеть, пока тетка не вернётся, я лично прослежу!

Я молча пыталась вырваться. Можно было, наверное, позвать на помощь, но было как-то неудобно, словно я маленькая и не могу сама разобраться со своими проблемами. Да и вообще как-то все абсурдно…

Он вытащил меня в пустой коридор, вдогонку неслись неразборчивые слова предновогодней речи, гудел народ.

В коридоре с одной стороны стена была зеркальной — с другой ее периодически подпирали декоративные колоны. За первую же из них я со всем возможным проворством и ухватилась. Танкалин остановился и молча принялся отрывать мои руки, а я пыталась еще и ногой зацепиться. Стоило ему оторвать пальцы одной руки, как я крепче перехватывала другой. Иногда он пытался тянуть меня за талию, но так меня можно было утащить только вместе с колонной.

Вдруг раздался бой курантов. Отлично! Просто красота! Сейчас шарахнет новый год, а я тут…

В зеркале напротив девушка в немного мятом платье крепко держалась за колону, а парень в джинсах и простой темно-синей рубашке крепко держался за девушку, обхватывая ее со спины, что смотрелось как-то… интимно, что ли. Картина меня жутко рассмешила, руки сами собой разжались. Вот в зеркале парень оборачивается и тоже смотрит…

Через секунду мой затылок обхватила рука, талию — другая, а после Танкалин тяжело навалился сверху, прижимая к стене и через мгновение уже меня целовал.

Сложно понять, мягкие тебя целую губы или нет, нежные или нет, когда они настолько горячие, и весь этот жар мгновенно растекается по телу. И единственное желание — сгореть в этом пекле дотла.

Ноги совершено неожиданно подкосились, но он удержал меня за талию, на секунду оторвавшись от губ. На миг отклонился, перехватывая поудобнее и тут же вернулся, правда, поцелуй стал уже не таким напористым… И я таяла от этих губ, погружаясь в гулкую глубину, где только его дыхание и тепло.

Мне казалось, фейерверк после двенадцатого удара взорвался прямо во мне.