– А с мужем на эту тему ты не говорила?

– Зачем старика травмировать? – цинично усмехнулась Кристина. – Было – не было, теперь никто не узнает. Милехин все равно не признается. Вот только кто Олеську грохнул – непонятно.

– Да, – согласилась я. – Пока.

– Конечно, вы можете меня подозревать сколько угодно, – смело взглянула Кристина в мои глаза, неожиданно переходя на «вы». – Только все это ерунда. Никто из семьи ее не убивал, – она подчеркнула слово «семья». Затем перешла на доверительный тон, склонилась ко мне и продолжила: – Вообще, Олеська была скрытная, не от мира сего. Героином вполне могла баловаться. И нет тут ни фига никакого убийства. Да и вообще, нужно проверить этого ее летчика Елисея. Ты с ним встречалась, разрабатывала, как у вас говорят, версию?

– Встречалась.

– И что?

– Ничего, – так же спокойно и коротко ответила я.

– Что значит ничего? – раздражилась Кристина.

– А то, что он, похоже, ни в чем не виноват. Он любил Олесю, искренне любил.

– Наркоманы вообще искренне любят, – ехидно возразила Кристина. – «Хочешь, я убью са-седей, что ме-шают спать?» – пропела она неожиданно. – Знаете такую песню? Между прочим, тоже о любви, и та, которая ее поет, посвятила песню своему парню-наркоше.

Я не стала возражать, хотя на этот счет у меня было вполне определенное мнение. Не стала говорить Кристине и о том, что в деле имеется свидетель, который видел некую блондинку в квартире Олеси в день убийства.

– И потом, Татьяна, – продолжила Кристина. – У меня нет, как это говорят, мотива.

– Это насчет Олеси? – уточнила я.

– Да. Зачем мне ее убивать? Наследство все равно достанется не мне – это, я думаю, ты уже у Милехина узнала.

Я кивнула.

– Так что… – развела руками Кристина. – У меня, правда, нет алиби. Когда я узнала время смерти Олеси, то боялась, что меня будут подозревать в первую очередь. Сама понимаешь, отношения у нас сложились своеобразные.

Она вздохнула и усмехнулась краешками губ.

– Да я и не ставлю тебя на первое место в списке подозреваемых, – постаралась развеять ее сомнения я. – А отношения у вас действительно своеобразные.

Кристина, похоже, успокоилась и даже улыбнулась.

– То, что Милехин спал со своей дочерью, – мне сейчас, откровенно говоря, безразлично, – махнула она рукой. – Лишь бы мой Вовчик не отправился вслед за ней туда.

Кристина красноречиво показала рукой на небо.

– Горе-то, сама понимаешь, немалое, – заключила она. – Дочь потерять. А мне его терять – совершенно не резон. Понимаешь, я здесь живу и все имею, лишь пока он жив. В завещании я даже не упоминаюсь! И поэтому должна его холить и обихаживать, трястись над ним и в попу ему дуть, чтобы он подольше прожил! А тут такое волнение – смерть единственной дочери!

– Но у него же есть еще сын, Никита, – напомнила я.

– Есть, – кивнула Кристина. – Только это не то. Олеську-то он с пеленок, считай, один тянул, с горшка поднимал. А Никиту толком и не воспитывал – он с мамашей отдельно живет.

– Кристина, а ты не заговаривала с мужем насчет завещания? – осторожно спросила я, прекрасно понимая, что правду мне девушка вряд ли скажет в столь щепетильном вопросе: мне нужно было лишь проследить за ее реакцией. – Почему бы ему не включить тебя в число наследников? Ты же законная жена.

– Говорила, – с мрачным вздохом ответила Кристина, и я поняла, что это правда – наверняка говорила, и не раз. Причем, скорее всего, с нажимом и вызовом.

– И что же?

– Ничего хорошего! – буркнула Кристина. – Он каждый раз спрашивал в ответ: «А ты что, смерти моей ждешь?» А я как дура каждый раз отвечала – нет, мол, не жду! Он мне: «А что тогда беспокоишься?» Тут я вообще как дура глазами хлопаю! А он мне: «У меня дети есть, я должен об их будущем думать. А ты и так все имеешь!» А у меня, значит, нет будущего? – Кристина уставилась на меня, но тут же спохватилась.

– То есть ты свое будущее рассматриваешь отдельно от Милехина? – чуть усмехнувшись, уточнила я.

Кристина слегка смутилась, но быстро овладела собой и продолжила немного вызывающим тоном:

– А что, я не права, да? Мне разве не надо об этом думать? Слушай, Татьяна, давай начистоту, а? – Она пристально посмотрела мне в глаза.

– Давай, – пожала я плечами. – Только рада буду.

– Так вот… – Кристина покачала длинной ножкой. – Положа руку на сердце: понятно же, что Милехин умрет раньше меня! Ему же уже под пятьдесят! И что я буду делать? Это сейчас мне двадцать три, а если тогда будет сорок? Кому я буду нужна? И если Милехин не собирается думать обо мне, приходится самой!

– И что же ты надумала? – осторожно полюбопытствовала я.

– Думаю, надо потихоньку деньги копить, – призналась Кристина. – Шмоток и цацек у меня в принципе достаточно. Тачка новая. Правда, устареет, но это не страшно – новую купит. Так что можно бы потихоньку откладывать. Я с Лешкой хотела посоветоваться по этому поводу, но он, гад, мямлит только, не хочет помогать!

– А ты давно знакома с Привольновым? – повернула я разговор в другую плоскость.

– Давно, мы вместе в школе учились, – пожав плечиком, спокойно ответила Кристина. – Одно время он в Олеську втюрился, ходил за ней хвостом. Она, правда, в ответ ничего. Так и кончилось все у них, едва начавшись. Вот тут Милехин-то обломался! – хохотнула она. – Он-то хотел, чтобы они поженились!

– А ты?

– А что я? – недоуменно посмотрела на меня Кристина.

– Тебе нравится Алексей? – в упор спросила я.

– Как мужик, что ли? – улыбнулась Кристина. – Ну да, он симпотный такой. А если вы о чем-то большем… Надо быть круглой дурой, чтобы променять шефа на подчиненного! Милехин не в пример круче Привольнова!

Вывод из этих слов был незатейлив: ни о какой любви к мужу со стороны Кристины и речи не шло. Собственно, это и раньше было понятно. Не заметила я, однако, и горячего чувства Кристины к Алексею. И все же что-то их связывает и в настоящее время, не только криминальные дела минувших дней… Но спрашивать об этом Кристину я считала тактически неверным. Она и так уже порой откровенно пробалтывалась в некоторых нюансах, сама заметила и наверняка закроется после вскрытия столь неприятной темы.

– А ты сама хочешь детей от мужа? – неожиданно спросила я.

– Зачем? – простодушно удивилась Кристина.

И тут же, видимо, просчитав в уме, что ответ ее был слишком откровенным, поправилась:

– Понимаешь, дело это серьезное… Не знаю, кстати, хочет ли сам Милехин. Мы с ним на эту тему не говорили. А тебя-то почему интересует? Что, это имеет отношение к делу?

– Нет, это в общечеловеческом смысле, – возразила я и поднялась со стула, давая понять, что разговор окончен.