Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Паландт до конца осознал произошедшее где-то между четвертым и пятым звонком.
– Какого черта… – тихо произнес он.
Эмма протянула к нему обе руки, но теперь уже Паландт отступил назад.
– Я могу объяснить. – Она пыталась взять телефон, но сосед отвел руку назад.
– Вы? – Он ткнул указательным пальцем в дисплей.
Выключатель снова сработал. И Паландт мгновенно вышел из себя. Только на этот раз его неприкрытая ярость была направлена не против шантажистов, как у Эммы в доме. А против самой Эммы.
– Это же вы!
Эмма кивнула.
– Да, но это не то, что вы думаете!
– Вы были здесь?
– Да…
– Вы вломились ко мне в дом?
– Нет…
– Значит, это ваш голос я слышал у себя в спальне!
– Да, но…
– Ваш пронзительный крик…
– Да.
– Которым вы хотели до смерти меня напугать!
– Нет.
Словарный запас Эммы сократился до уровня малолетнего ребенка, случайно сделавшего этот снимок, который требовал от нее сейчас немедленных объяснений.
И подвергал опасности?
Выражение глаз Паландта резко изменилось. Ничего в соседе больше не напоминало пожилого, тяжело больного, но по-прежнему мягкого, любящего дядюшку. Он казался «отрешенным» в прямом смысле слова.
– Почему вы все не можете оставить меня в покое? – закричал он.
Вы все?
Эмма попыталась спасти то, что еще можно было спасти, и выбрала спокойный, дружелюбный тон, почти как раньше, когда пациенты на сеансе выходили из себя.
– Пожалуйста, позвольте мне объяснить.
Паландт даже не слушал ее.
– Где вы были? – громко спросил он. – Снаружи тоже?
Чем ближе он подходил к Эмме, тем меньше она понимала, о чем он говорит.
– Снаружи?
– В саду. Вы нашли это?
– Что нашла?
– Не лги мне! – закричал он и нанес ей первый удар. Пощечину, со всей силы. На секунду он сам казался удивленным, что это на него нашло, и Эмма уже надеялась, что он успокоился, но все оказалось наоборот. Он стал еще агрессивнее, как бойцовская собака, которая потеряла всякий страх и вышла из-под контроля. Паландт закричал еще громче, размахивая кулаками у нее над головой: – Конечно, нашли! Поэтому и вскрыли посылку, я прав? Чтобы уличить меня? Но не получится. Ничего не выйдет! Эмма хотела сделать еще шаг назад, но уперлась спиной в стену. Паландт схватил ее за плечи.
– Я не пойду в тюрьму. Никогда!
Он начал трясти ее. С такой силой, что будь Эмма младенцем, то наверняка получила бы повреждения головного мозга. Затем, в новом припадке ярости, оттолкнул ее от стены. Эмма запнулась, ухватилась за вешалку, которая оказалась прикрученной к стене кое-как, вырвала ее вместе с креплением и рухнула на пол.
– Проклятая тварь! – кричал Паландт, полностью потеряв контроль над собой.
Он пнул ее. Наклонился, схватил за волосы, но не удержал, потому что они были слишком мокрыми (или все-таки слишком короткими?). Эмма ударила назад локтем, со всей силы попала по какой-то кости, возможно, подбородку или виску. Она не знала, потому что не смотрела назад, только вперед, хотя коридор перед ней вел не в том направлении. В глубину дома.
В дом мужчины, который схватил ее за лодыжки (видимо, он сам споткнулся о вешалку) и выкрикивал какие-то безумные предложения:
– Я должен был это сделать. У меня не оставалось выбора. У меня ведь нет денег! Почему никто этого не понимает? Почему вы не можете просто оставить меня в покое?
Эмма вырвала одну ногу, пнула его в лицо, на этот раз обернулась и увидела, что Паландт стоит на коленях, а из носа у него течет кровь.
Но все равно он не выпускал ее вторую ногу и снова повалил на пол. При падении она выбила ему передний зуб и добилась желаемого: он разжал пальцы и, застонав, прижал ладони к окровавленному лицу. А Эмма поползла на четвереньках к знакомой двери, перед которой уже стояла четыре часа назад.
Она подтянулась за ручку, услышала собственный крик – что-то среднее между страхом и ненавистью – и подумала, не пойти ли на кухню и не поискать ли оружие, но уже не для того, чтобы защищаться, а чтобы покончить с этим.
Но потом ей показалось, что за спиной Паландта, у входной двери, мелькнула тень. Эмма ощутила легкое дуновение ветра на своем мокром от слез лице, увидела, что Паландт поднялся и вытирает кровавую слюну с губ. Глядя на нее глазами бешеной лисицы, он заорал:
– Потаскухе не разрушить мою жизнь!
Одним рывком она открыла дверь и тут же захлопнула за собой, пробежала под взглядом таращившихся на нее со стены лошадиных глаз, мимо дивана к стеклянной двери на террасу. Эмма не собиралась терять время и проверять, не заклинило ли дверь, теперь уже не нужно соблюдать осторожность. Поэтому она подняла уродливую подставку для зонтов рядом с дверью и, не обращая внимания на боль в пояснице, швырнула безвкусную статую лабрадора в окно.
Звон стекла напомнил крик, но, возможно, ей так показалось от перевозбуждения. Эмма повернулась спиной к саду, закрыла лицо руками и начала протискиваться в дыру, разрезая острыми краями стекла пуховик.
Она бросилась через террасу в дальнюю часть сада, увязла по щиколотку в снегу и хотела обогнуть дом справа, чтобы выбраться на улицу, но с той стороны послышался мужской голос.
Это не Паландт. Возможно, сообщник?
Поэтому она побежала прямо, собираясь перелезть через забор в конце сада и свернуть на грунтовую дорожку, проложенную между садовыми участками. Бесхозная тропа, которую большинство соседей использовали в качестве собачьего туалета, стала теперь ее спасением. Но похоже, ничего не получится.
Эмма обернулась и увидела Паландта на расстоянии нескольких метров.
Если после Эммы на снегу оставались отпечатки сапог и перья, то за Паландтом тянулся кровавый след.
Эмма удивилась, почему так хорошо его видит, его лысую голову, с которой слетел парик.
А потом увидела источник света. Садовые фонари, видимо с датчиками движения, – то немногое, что осталось от его заботливой матери, которая всегда тщательно следила за домом и садом, прежде чем передать их сыну (Парикмахеру?).
Эмма слышала за собой Паландта, буквально ощущала его ярость на своем затылке и ориентировалась по фонарям в снегу. Они вели к серому садовому сараю, дверь которого была лишь притворена, но не закрыта.
Туда?
Было только два ответа: да или нет, правильно или неправильно. Но времени взвешивать за и против не было. Возможно, из-за страха сорваться с забора, потерять силы и быть сдернутой Паландтом на землю Эмма приняла решение в пользу сарая. Возможно, она ошибалась и просто следовала врожденному инстинкту выживания, который в случае сомнения предпочитал запирающуюся дверь открытому полю.