яркую и красивую обертку, внутри которой может оказаться вовсе негодный продукт. Именно поэтому я прошу тебя не спешить. Одно дело, если ухаживание прервется на невинном флирте и совсем другое, если ты сгоряча успеешь слазить к этому человеку в постель. Договорились?

Татьяна потупила взор и, кивнув, сказала:

-Договорились... Ты, как всегда, права, а я иногда бываю полной дурой. Сама не понимаю, зачем я это ляпнула? Наверное, господин Ульянов все-таки прав, и во всем виноват пьянящий воздух свободы и дурное влияние бесстыжих амазонок, не знающих наших правил приличия. Захотелось - залезла в чужую постель, расхотелось -сразу из нее вылезла. Но я-то ведь, дура, не амазонка...

- Ну вот и хорошо, Тата, что ты это поняла, - улыбнулась Ольга. - А теперь давай спать, поздно уже.

25 (12) августа 1914 года, рубеж обороны 3-й пехотной дивизии артанской армии под командованием Павла Тучкова.

Предыдущим днем поздним вечером авангарды австрийской 45-й пехотной дивизии территориальной обороны подошли к рубежу реки Тор и... были борзо обстреляны шрапнелями с противоположного берега. Северный берег реки, где укрепились невежливые незнакомцы, на двадцать-тридцать метров господствует над низменным южным берегом, откуда подошли австрийцы, что поставило солдат Франца-Иосифа в крайне неблагоприятное положение. Русские артиллерийские наблюдатели видели каждое шевеление на противоположном берегу, а потому пехотные пушки японского производства, имевшие чрезвычайно низкий силуэт, раз за разом разражались выстрелами, внося в австрийские подразделения смятение и хаос. И даже когда село солнце, а вслед за ним за горизонт убрался и узкий серпик луны, полная темнота не принесла облегчения многострадальным солдатам

45-й дивизии. Все так же время от времени на том берегу бухали пушки и шрапнели, а кое-где и фугасные гранаты с удивительной точностью поражали скопления австрийских солдат, выходящих на исходные рубежи для завтрашнего наступления. И не дай Бог где-нибудь разжечь костер или хотя бы посветить фонарем типа «летучая мышь».

Командир дивизии генерал-лейтенант Стефан фрайхерр фон Любичич, старый хорватский волк, без особых подсказок сразу понял, чьи части сейчас интенсивно окапываются на рубеже, который с утра его дивизии предстоит брать с боем. Только одна армия на этой войне проявляла такую прыть, будто она уже воевала двадцать лет и собиралась воевать еще столько же. Заслав гонца к командующему десятым корпусом генералу пехоты Хуго Мейкснер фон Цвайенштамм, он принялся думать, как завтра полезет через эту реку на врага, превосходящего его если не численно, то боевым опытом и количеством артиллерии. Но у австрийского генерала не получилось додуматься ни до чего умного, потому что у самого берега вдруг вспыхнула заполошная перестрелка. Беспорядочная стрельба продолжалась с четверть часа, а потом утихла, но только для того, чтобы с новой яростью вспыхнуть в другом месте. А потом еще и еще. Чуть позже пришло донесение о беспокоящих вылазках противной стороны. В полной темноте небольшие группы вражеских солдат переправлялись через реку с помощью подручных средств, чтобы приводить в беспорядок передовые части и похищать из них офицеров.

Ночь прошла нервно, со стрельбой на любой шорох и потерями от дружественного перекрестного огня, а при первых признаках рассвета в деревню Забуже, где разместился штаб дивизии, прискакал гонец из штаба корпуса с директивой о решительном наступлении на позиции русских. После того, что случилось два дня назад на левом фланге, разбить этих таинственных союзников царя Николая - дело чести австрийской армии, поэтому соседний второй корпус из состава четвертой армии разворачивался для нанесения удара во фланг и тыл неожиданного противника. А вы, господа, идите вперед и умрите там, где вам повелел император Франц-Иосиф.

И началось такое, что ночь с ее беспорядочными перестрелками показалась австро-польским солдатам истинным отдохновением. Серо-голубые живые волны, уставя перед собой ножевые штыки винтовок Манлихера, теряя людей под артиллерийским обстрелом, добегают до уреза воды, входят в нее сначала по колено, потом по пояс, а потом и по грудь. Обреченные приказом на смерть австро-польские солдаты медленно бредут к противоположному берегу под ружейно-пулеметным огнем, то и дело скрываясь в волнах с головой, чтобы потом всплыть на поверхность безвольными трупами. Отдельным счастливчикам все же удается преодолеть реку, но, не пробежав под стрекотание пулеметов и десятка шагов, они спотыкаются и падают в густую траву, чтобы больше уже никогда не подняться. (Маленький лайфхак от воев Великой Артании: в густой траве на вбитых кольях, поперек предполагаемого направления вражеской атаки на уровне щиколотки в несколько рядов натянуты веревки, о которые и запинаются вражеские солдаты.) Но до этого доходит не у многих, при том, что до русских окопов остается еще не менее ста метров. Непрерывно грохочет русская артиллерия, обрушивая на атакующих и исходные позиции град снарядов, и в то же время австрийские батареи подавлены еще в самом начале сражения, а потому практически безмолвствуют.

Четыре таких атаки - и новенькая, еще ни разу не бывшая в бою дивизия стачивается до кровавого огрызка.

Трупы в серо-голубых мундирах густо лежат на прибрежном лугу, устремив в небеса невидящие глаза. Им более не надо ничего - ни Польши от моря до моря, ни Великой империи Габсбургов, подмявшей своим широким задом просторы от Адриатики до Днепра. Другие их приятели, такие же мертвые, мордами вниз плывут по течению реки Тур к ее слиянию с рекой Вепш. Как раз туда, где около полудня к берегу начали выходить авангарды 4-й пехотной дивизии из состава второго армейского корпуса Австро-Венгерской армии.

Сия славная дивизия под командованием генерал лейтенанта Рудольфа Штегер-Штайнера в отличие от остальных соединений корпуса, базировавшихся на Вену, в мирное время местом своего расквартирования имела город Брно, а следовательно, была укомплектована земляками и соплеменниками бравого солдата Швейка и его «отца» Ярослава Гашека. Насколько галицийские поляки из первого и десятого корпусов ненавидели Российскую империю и были готовы на самые самоубийственные образцы героизма, лишь бы досадить русским, настолько же чехам эта война была неинтересна. Совсем. После первой же довольно вялой атаки, когда их подвергли упреждающему обстрелу шрапнелями, солдаты 4-й дивизии попрятались в разные щели и больше не отсвечивали. А то как же: если среди них глупостью считалось кричать здравицы императору Францу-Иосифу, то отдавать за него жизнь они могли счесть предметом невероятного идиотизма.

Тем временем еще восточнее, на другом берегу реки Вепш, в упор, нос к носу столкнулись авангарды двадцать пятого корпуса русской армии и 13-й и 25-й пехотных дивизий второго корпуса австрийцев. Встречное сражение бессмысленно и беспощадно: войска вступают в бой с марша; на ровной как стол равнине