и не дрогнем, не отступим. А тут — небольшая вьюга или дождь посильнее — отсиживаемся в палатках, пишем и чертим, чаевничаем и балагурим».

Нельзя сказать, что все обходилось слишком гладко. Много неприятностей доставляли крупные реки. Во время одной из переправ через Юрумкувеем перевернулась у берега наша резиновая лодка. При этом утонули… молотки. Четверо пассажиров приняли холодную ванну.

Как-то раз нам с Андреем предстояло обследовать берег реки. Поначалу казалось, путь никаких трудностей не таит. Мы перешли Юрумкувеем, не зачерпнув воды в сапоги. Но когда через восемь часов вернулись к реке, ее будто подменили. Узкие протоки слились воедино. По воде, кружась в водоворотах, неслись коряги и кусты. Река вздулась, потемнела, стала коричневой. Должно быть, в верховьях прошли сильные дожди.

Мы решаем идти вброд. Андрей вынимает из рюкзака лопату: «Подгребу где надо». Он идет чуть выше по течению. Держим курс на небольшой островок.

Поток бьет в бок, вымывает из-под ног булыжники. Иду на носках, словно балерина на пуантах. Вода тянет с собой мое невесомое тело. Андрей яростно загребает лопатой.

Вода бурлит и пляшет вокруг. Еще шаг — и меня собьет. Андрей медленно выбирается по отмели к острову.

Ноги мои скользнули по камням, поток легко подхватил меня. Стараясь быть спокойным, плыву к острову. Полевая сумка с дневником и картами, привязанная к шее, начинает казаться камнем. Поток несет меня мимо острова, туда, где две протоки сливаются в одну. Андрей, спотыкаясь, бежит по берегу, отстает. Сначала он, взглянув на меня, неожиданно засмеялся. Но тут же лицо его стало испуганным:

— Давай сюда! Сильней! Не успею! Еще, ну еще! — как болельщик на соревнованиях.

Плыву сосредоточенно. Твержу про себя: «Главное — спокойствие». Остров остался позади. К счастью, за ним потянулась узкая отмель. Цепляю ногой дно. Поднимаюсь. Вода чуть выше колен. Пошатываясь и загребая воду, плетусь к острову. Андрей спешит навстречу:

— А ты на йога был похож. Будто молитву читал. Сосредоточился и руки складывал ладошками и разводил в стороны. Сначала потеха. Потом испугался, что унесет.

Мы пересекаем остров. Ноги вязнут в песке. Струйки воды стекают с одежды. Открылся другой берег. Но перед ним — мощный поток шириной метров сто. Андрей предлагает (голос дрожит от холода):

— Сейчас разденусь. Переплыву. Там добегу. Плаваю хорошо.

Из-за кустов вдали видны две тонкие струны радиомачт.

Не могу согласиться с Андреем. Риск велик. Будем ждать. Как мокрые зайцы, должны дождаться своего деда Мазая.

Постепенно лицо Андрея становится бледно-фиолетовым, посиневшие губы дрожат, челюсти выстукивают кастаньетную дробь. И со мной происходит нечто подобное. Ну и холодина! Ветер, врываясь под мокрую одежду, режет тело. Накрапывает дождь. Того и гляди, снег пойдет.

Раздеваемся и, ежась на ветру, выжимаем вещи. Беспрерывно кричим — на всякий случай.

Через час нас, охрипших и окоченевших, отыскали и сняли с острова. А островок к утру исчез: залила вода…

Подобные приключения бывали редко. Вера Романовна не допускала рискованных маршрутов. Поначалу наши «романтики» относили это за счет женской слабости. Но мнение пришлось изменить, когда узнали, что раньше, в один из многодневных торопливых маршрутов, Веру Романовну и еще трех человек настигла пурга. Из четырех осталась в живых лишь она одна.

Эльгыгытгын

Сегодня был зловещий восход — пять полос красных облаков, мрачная впадина, полная туманом, безмолвие… Странное жуткое место! Когда я буду писать роман о жизни на Луне, я помещу героев в такой кратер.

С. В. Обручев

Громоздятся вокруг черные пустынные горы. Река, которую мы недавно с трудом переходили вброд, превратилась в веселый прозрачный ручей.

Идем от устья к истоку реки — как от старости к детству. Словно время идет вспять. Река постоянно молодеет и пропадает наконец в небольшом роднике на склоне горы. Дальше — крутые осыпи, ломаный профиль хребтов.

До озера остался один переход.

Изменилась погода. Небо насупилось. К вечеру в долины наползли холодные тени.

В палатке тепло. Сидим трое — на оленьих шкурах и спальных мешках. У входа на гудящем примусе поскрипывает чайник.

По брезенту крохотными молоточками застучали дождевые капли. Андрей невпопад щиплет струны гитары и негромко напевает, переиначивая куплеты:

В горах чукотских пропадаю,

Сижу на дикой высоте.

А струйки мутные так медленно стекают

За воротник и по спине…

Отстраняет гитару:

— Эх, рвануть бы за перевал!

— Давай пить чай, — говорю я.

— Ты несколько лет работаешь, ездишь… — Андрей достает кружки, кидает в чайник пригоршню чая. — И ничего с тобой особенного не случается. Знаешь почему? Ты не романтик.

— И тебе желаю того же.

Прихлебываем чай из горячих кружек. Молоточки дождя постукивают реже и реже.

Пора спать. Бесцеремонно выставляем за дверь примус и кружки, вползаем в мешки. И каждый в мыслях блуждает по берегу неведомого озера, затаившегося в горах.

— Есть у меня одна идейка, — бормочет Андрей. — Об этом озере. Там скажу.

Он повернулся на бок и мгновенно заснул.

А я видел — закрытыми глазами — Эльгыгытгын. Каменное блюдце диаметром семнадцать километров. До самого дна, до глубины сто шестьдесят метров. Вокруг нагромождение скал — вулканических лав и туфов, промерзших на сотни метров.

И я видел, как отсюда, с пятисотметровой высоты, воды озера отправляются в долгий подземный путь по трещинам в панцире мерзлых пород, выходя вновь на поверхность за десятки, сотни километров отсюда, в предгорьях. Там образуются гигантские наледи, оттуда берут начало многие реки этого края.

С. В. Обручева, первого исследователя, вступившего на берег Эльгыгытгына, поразила круглая форма озерной впадины. Он предположил: скопившиеся под землей раскаленные газы, пробив брешь, с огромной силой вырвались здесь наружу, разрывая твердые пласты.

Все это можно увидеть закрытыми глазами. Можно легко вообразить, но очень трудно доказать.

Миллионы людей слышали грохот гигантских взрывов, рождающих новые кратеры. В Японии взорвался конус горы Бандай-Сай высотой в шестьсот семьдесят метров, на Аляске — вулкан Катамай, и т. д.

Но не трудно представить, что озеро возникло постепенно, «без лишнего шума», подобно Байкалу, Иссык-Кулю, Мертвому озеру. В результате проседания (растяжения) земной коры медленно углублялась озерная котловина и одновременно заполнялась пресной, почти дистиллированной водой, выпадающей дождем или снегом.

Трещин — разломов — в этих краях сколько угодно, а кратеры не характерны. Не обнаружено и «вещественных» доказательств взрыва: пород, состоящих из обломков, сцементированных лавами и туфами.

Сторонники первой точки зрения отвечают: а все-таки кратер. Газовый взрыв был «чистый», без излияния лавы и выброса большого количества пепла.

Всего лишь в нескольких