балок. Следом волочит сани второй трактор. В санях, доверху нагруженных нашим скарбом и бочками с соляркой, устроилась наша троица.

Наш корабль плавно покачивается на склонах гигантских каменных волн. Вблизи они покатые, в мелких складках, словно покрытые рябью. Вдали они яростно вздымаются к небу: остроконечные, темные, с белой снеговой пеной на вершинах.

Да, это море. Оно движется, дышит. Каменные валы вздымаются, набухают, становятся все круче и круче, рассыпаются наконец.

Мы проплывем по склонам этих волн, покинем Чукотку, состаримся, умрем. Пройдут еще миллионы лет, и только тогда что-то изменится здесь, вздуются новые волны… Но кто сможет сравнить их с прежними?

Приедается все.

Лишь тебе не дано примелькаться.

Дни проходят,

И годы проходят,

И тысячи, тысячи лет.

В белой рьяности волн,

Прячась

В белую пряность акаций,

Может, ты-то их,

Море,

И сводишь, и сводишь на нет.

Эти прекрасные строки Бориса Пастернака и многие иные стихи посвящены свободной стихии воды. А «горные вершины спят во мгле ночной» — так представляется нам.

Но гряды гор катятся — волна за волной. Мимолетные создания — мы не ощущаем их движения, отмеривающего тысячи лет. Не ощущаем, но постигаем…

Сани встали. Мы резко подались вперед. Из переднего трактора выскочила Вера Романовна. Не дожидаясь ее приглашения, мы с Борисом подхватываем свой рабочий инструмент, спрыгиваем на землю.

Надо еще раз выслушать и выглядеть на карте маршрут.

— Значит, вверх по ручью, в распадок, там залезете на эту пупочку, по левому борту долины Юрумкувеем идете до этих скал, спускаетесь к реке и там выходите на наш след. Счастливо!

Тракторы продолжают свой путь. Мы идем в сторону, по осыпям переваливаем в распадок. Пропадает рычание машин. Вокруг смыкаются молчаливые горы.

Весь день будет ползти по долине маленький караван. Весь день будут карабкаться по склонам две крохотные фигурки. Пути наши, вначале расходящиеся, пересекутся к вечеру в одной точке.

По этой схеме нам теперь придется работать изо дня в день. Мы проводим геологическую съемку широкой полосы вдоль линии маршрута.

На карте — ровная трасса движения отряда и отходящие от нее ломаные линии рабочих маршрутов, по которым проводится съемка. А в действительности четыре тракторные колеи и бесконечные шаги.

Пологие склоны сплошь покрыты кустами и кочками. Под ногами, застревающими между кочек, путаются березы и ольха. Идти трудно. В первом маршруте всегда трудно. И лишь на крутых склонах облегченно ступаешь по голым камням.

Ровные поверхности террас по берегам ручьев местами пятнисты. Это так называемые пятна-медальоны: желтые высыпки песка и суглинка, оконтуренные мхом и травой. Под каждым таким «медальоном» находится «котел кипения», где мерзлые породы, которые оттаивают летом, выжимаются на поверхность во время заморозков.

Пятна-медальоны — следы векового «кипения» талых грунтов.

Возле ручьев задерживаемся. Делаю подробные записи в дневнике. Борис тщательно отмывает шлихи. Постепенно становится ясно, что, двигаясь в таком темпе, мы достигнем лагеря лишь на следующий день.

Трусим по склонам рысцой. Порой кто-нибудь из нас спотыкается и падает на мягкие кочки. Взобравшись на скалы, видим голубоватую струйку дыма возле реки Юрумкувеем. Спускаемся к ручью, переходим его вброд, хрустя сапогами по гравию. Жарко.

Борис отмыл шлих. Зачерпнул пустым лотком воду и стал глотать ее. И я пью из лотка. Ледяная вода ломит зубы, расплескивается на подбородок и грудь.

Перед приходом в лагерь мы приосанились. Оставшийся путь прошли на виду у товарищей — бодрым, упругим шагом, но не торопясь, как и положено заправским геологам.

Одежда наша, мокрая от пота, так и не просохла до утра…

Начались ежедневные маршруты. Каждый из них особенный, неповторимый. При этом, однако, регулярно повторяется примерно одно и то же.

Утром будит надрывный петушиный крик Игоря: «Подъем!»

Борис первым выпрыгивает из мешка и бросается в реку, поднимая брызги и фыркая. Плещется в обжигающей воде. Отчаянный парень!

Андрей перестал бриться. После этого, по его расчету, должна появиться борода. Однако время идет — ожидания не оправдываются. Андрей заглядывает в зеркало и заключает: «Растительность у меня на лице хилая, как в тундре».

После завтрака по двое расходимся в маршруты. Работаем с аэрофотоснимками. Осматриваем землю с высоты журавлиного полета. Движемся пешком по бесконечным кочкам.

Болота. Кочковатые склоны, поросшие деревьями-карликами. Шаткие осыпи. Распадки и круто врезанные в склоны долины ручьев, заваленные глыбами…

Переход. Короткая остановка. Километр за километром. Шаг за шагом. Ручей — моем шлих. Обрыв или осыпь — смотрим породы, отбираем образцы. Бугор или трещина — беремся за лопату. И снова переход — остановка.

Ноги становятся тяжелее, кочки выше, склоны круче, болота вязче. Шаг за шагом. Километр за километром. Точки на карте. Страницы в полевом дневнике.

Нелегко приходится нашим рабочим. Рюкзак с образцами оттягивает плечи, а тут еще надо то и дело доставать лотки или лопату. Рубашка на спине не просыхает.

Зато на недолгом привале какое наслаждение скинуть рюкзак, расправить плечи! Наклониться к ручью, опираясь руками на камни. Хлебнуть студеной воды. Закусить — сухарь и кусок сахара. На десерт — горсть голубики да бледно-розовые ягоды морошки, напоминающие по виду малину, а по вкусу кисель.

В эти светлые минуты все действия легки и естественны, и постигаешь мудрую простоту жизни вслед за Велемиром Хлебниковым:

Нам много ль надо?

Нет: ломоть хлеба,

С ним каплю молока,

А солью будет небо

И эти облака.

Ласковое солнце, простор без конца и края, ясная душа и ощущение свободы — что еще человеку надо?

А человеку надо отмыть шлих, нацарапать в дневнике несколько слов. И — снова вперед…

Возвращение в лагерь. Обед (он же ужин). Редактирование дневника на свежую память (нудная работенка!). Отдых: прогулка по зарослям с ружьем, сидение на берегу с удочкой, книга или просто мысли. Разговоры в палатке перед сном. На следующий день все сначала.

Привычный порядок нарушают дни камералки. Тогда же обычно баня: палатка, три примуса и два ведра воды.

Андрея и Бориса трудности нашей жизни не пугали. Радовали! Большой переход, тяжелый рюкзак, глубокая, бурная река — все нипочем. Чем хуже, тем лучше!

По вечерам, лежа в палатке, ребята хмурились и вздыхали. Можно было угадать ход их мыслей:

«Где же опасности и приключения? Когда же мы выйдем наперекор пурге, стиснув зубы? Будет ветер и снег, будет свистеть коса белой смерти. Мы пройдем