Немой Холден, выражающий свои мысли с помощью записной книжки, меньше щеголял бы своей речью. Пять минут ожидания перед каждой репликой. Надо выбрать слова. И следить за правописанием. Когда человек говорит, он не задает себе вопрос, одно или два «л» пишут в слове «апелляция». Он говорит, и все тут. Если бы Холден был немым, Сэлинджер продал бы всего пятьдесят экземпляров своего романа. Немой подросток, который хочет посмотреть на уток. Такой прием напугал бы редакторов. И почтовый ящик романиста наполнился бы письмами вроде:

Ян улыбнулся своим мыслям. Он писал все быстрее. Это было сведение счетов на высокой скорости. О том, чтобы писать от руки, вопрос даже не стоял. Валентина недостойна его почерка, его умения идеально выписывать буквы. А если бы он скрыл от нее свое увечье? Если бы написал ей под чужим именем? Согласилась бы она встретиться с ним? Да! В этом Ян был уверен. Ему надо было бы продать себя. Изобрести какую-то невероятную историю. Он нарисовал по памяти целую серию портретов Валентины и хотел подарить ей эти наброски. Она пришла бы полюбоваться собой. Посмотреть, как стала музой для мальчика, которого почти не помнила, для одноклассника, который очень мало пробыл в ее лицее. Можно было бы подчеркнуть, что так случилось по вине его отца, дипломата.

Ян поставил завершающую точку в своем письме. Потом положил указательный палец на клавишу Delete и держал ее нажатой, позволяя курсору съедать свои фразы. До верхнего края страницы. Курсор настаивал на своем – подпрыгивал, как будто не хотел забыть ни одного слова. Но от этого письма не должно было остаться ничего. Только бумага. «Файл», «Печать», «ОК». Из принтера появилась белая страница, удивленная тем, что она такая чистая, без единого знака. Ян положил этот лист в конверт, на котором указал адрес Валентины. Гнева больше не было.

После того, что произошло, мать не откажется отнести это письмо.

Она и сделала это – через час, когда якобы закончился ее мнимый звонок. Этот болезненный опыт стал для Анны прививкой: она пообещала себе давать теперь больше свободы Яну. Валентина многое теряет, отказывая ее сыну. Теряет заботливую свекровь и великолепную парижскую квартиру, на которую уже час как обрушивается декабрьский дождь. Выйти на улицу в такую погоду! В обычное время Анна прогнала бы от себя эту мысль. Но теперь, потрясенная событиями этого дня, она не стала этого делать. Ян просил ее, и в его глазах была печаль! И при таких глазах еще морщины по всему лицу… Она бросит вызов стихиям ради сына!

«Мама, я бы хотел, чтобы мой ответ был отправлен сегодня, тогда Валентина получит его завтра».

Прочитав эти слова, Анна взглянула из окна комнаты на потоки воды, которые с невероятным шумом ударялись о почву. Небо наказывало землю.

– Я сейчас схожу туда, твое письмо уйдет сегодня. Мне только нужно взять зонт.

«Спасибо, мама; но не задерживайся долго: уже поздно, я боюсь, почта закроется».

Анна поискала свой зонт там, куда обычно его ставила, но не нашла. Дождя не было уже много недель, и зонтик вернулся на летние квартиры. Анна не удивилась, что поиск начался с исчезновения: уже несколько месяцев ее память очень зло шутила с ней. Каждый день Анна теряла свои лекарства, лекарства сына, ключи и все вещи, которые постоянно были рядом с ней и Яном.

Анна принялась исследовать остальные комнаты первого этажа. Никаких следов такого желанного предмета. Она решила проверить, нет ли зонта в прачечной, где она бывала редко, потому что опасалась туда ходить. Там плохо работал свет из-за неверного соединения в проводке, которое не сумел устранить ни один электрик. Лампочка освещала комнату и примерно через двадцать секунд гасла. Поэтому Анна лишь на мгновение заглядывала в прачечную. Открыть дверь – нажать на выключатель – положить вещь на первое попавшееся доступное место – отступить назад – закрыть дверь.

Возможно, она положила зонт здесь. Анна подавила свой страх (под действием материнской любви) и обшарила все углы, не забывая вставать и снова зажигать свет. Наконец она встала на колени, чтобы заглянуть под старый внушительный предмет мебели, который служил ее мужу огромным ящиком для инструментов, когда муж еще спал в одном доме со своей женой и сыном. В этом предмете мебели находились все самые невероятные создания мира инструментов – ножовки странных форм, футляры для втулок, причудливые шлифовальные устройства… Все они до сих пор не были распакованы. Ее супруг, конечно, хотел иметь чистую совесть и выглядеть опытным и умелым в глазах других клиентов магазина, где делал эти покупки. А сам таким не был.

Анна наклонилась еще ниже, чтобы дотянуться до самого дальнего и самого недоступного участка. Ее щека коснулась холодного пола. Анна не отапливала эту комнату: зачем тратить электричество на такое помещение? Прикосновение к ледяной пыли было неприятным. Может быть, иногда стоило включать обогреватель. Нельзя оставлять без внимания ничего. И никого.

В этот момент в нескольких сантиметрах от ее глаз появилась маленькая бумажка. Анна с трудом прочитала ее правым глазом: левый был слишком близко от пола, и рефлекс заставил этот глаз закрыться.

«Не задерживайся слишком долго, мама. Спасибо».

Ян стоял перед ней. Должно быть, содержание его письма очень важное; она не может ждать дольше. Тем хуже для дождя.

Анна пошла под хлещущими струями ливня в маленькое почтовое отделение, которое находилось на углу улицы. Письмо она прятала под курткой, чтобы оно не намокло. Это отделение обречено: оно такое крошечное, что его неизбежно закроют. Здесь нет машины для печати штемпелей. И человек открывает дверь на расстоянии. Это чудо. Она нажала на звонок, чтобы получить разрешение войти. Механизм в ответ сразу же открыл бы дверь. Но служащий не открыл: он был завален работой с тремя клиентами, которые уже находились в офисе. Анна позвонила снова, более настойчиво. Никакого отклика. Дождь заливал ее очки. Анна достала кусок бумажного полотенца, который взяла с собой из дома, чтобы вытирать нос. Попыталась вытереть воду и сопутствующую воде грязь. Попробовала разглядеть, что происходит внутри, но ей мешала видеть сухая спина одного из клиентов. Она слабо постучала в дверь, пытаясь привлечь его внимание. Он обернулся и смерил ее полным презрения взглядом. Анна опять позвонила. Звонок был слышен даже снаружи, но никто не обратил на нее внимания. На двери она заметила два знака – фигуры мужчины в наушниках и другого мужчины, вооруженного. Рисунки были перечеркнуты: это значит, что в таком виде нельзя добиться встречи с почтовым служащим. Надо бы добавить сюда третий рисунок – женщину в мокрых и грязных очках.

К счастью, из отделения наконец вышел мужчина с очень большой посылкой, которая загораживала от него стоявшую впереди женщину. Он задел Анну своей картонной коробкой и заворчал, думая, что дверь слишком узка для посылок этого размера. Анна, разъяренная и мокрая, наконец вошла.