СОСТАВ ЖИДКОСТИ (хранится в секрете):

вода;

различные загрязняющие примеси (в том числе останки разложившейся мухи);

бактерии.

Чэпмен выпил еще немного воды и снова взялся за «Обломова».

– Вот что меня удивляет в вашем выборе этой книги: персонажи полностью отвергают литературу. Предлагая ее мне, вы рисковали. Я больше не читаю, а вы даете мне в руки историю типа, который полагает, что авторы книг бесполезны. Историю человека, который бесчувствен к словам и читает газету, не интересуясь датами.

– Профессия библиотерапевта связана с риском. Я отлично представляю себе отрывок, о котором вы говорите. Почитаем его, если вы хотите. Насколько я помню, он находится где-то около страницы двести.

Мы наклонились каждый над своим экземпляром и принялись искать. Мчались, словно бегом, к тому месту, которое позволит нам услышать, как Гончаров говорит нам, что можно быть невосприимчивым к литературе. Я – противоположность таким людям. Я впитывал слова словно губка. Каждый роман, каждое стихотворение проникали в клетки моего тела и смешивались с моей кровью. Анализ крови был бы должен это показать! Биолог воскликнул бы: «Его кровь отравлена, насыщена словами, он погиб!»

– Я нашел. Это на странице сто девяносто. Вы не сильно ошиблись.

Чэпмен был счастлив, что выиграл соревнование. Когда-то он был прилежным учеником.

– Сейчас я прочитаю его вам, – заговорил он снова. – Еще несколько лет назад я был бы не способен на это, но сейчас не чувствую ни малейшего беспокойства. Читать вслух очень нескромно. Человек не может спрятаться за текстом. Но я доверяю вам! Я знаю, что вы не станете смеяться надо мной.

Чэпмен выпил еще глоток воды, чтобы очистить голос. Он идеально проанализировал ситуацию. Дать услышать свой голос во время чтения, несомненно, означает создать себе опасность. Тишина перед чтением пугает до ужаса. Потом возникает голос, который разрушает ее и уже не дает ей возникнуть снова. Голос призывает голос. Я не имел ни малейшего намерения высмеять его чтение: мы были не на уроке литературы. И даже самая худшая насмешка была бы мелочью по сравнению с тем, что я сделал за пять минут до этого. Мой пациент мне доверяет. Сколько счастья, сколько гордости! Все терапевты надеются на это заявление, которое открывает пациенту двери к выздоровлению. А я услышал это после того, как налил Чэпмену грязной воды. Нужно получать удовольствие от этой, порой трудной, профессии.

«Илья Ильич иногда возьмет и книгу в руки – ему все равно, какую-нибудь. Он и не подозревал в чтении существенной потребности, а считал его роскошью, таким делом, без которого легко и обойтись можно, так точно, как можно иметь картину на стене, можно и не иметь, можно пойти прогуляться, можно и не пойти: от этого ему все равно, какая бы ни была книга, он смотрел на нее как на вещь, назначенную для развлечения, от скуки и от нечего делать. […] [Иногда он] просто мимоходом, случайно, увидит доставшуюся ему после брата небольшую кучку книг и вынет, не выбирая, что попадется. Голиков ли попадется ему, Новейший ли Сонник, Хераскова Россияда или трагедии Сумарокова, или, наконец, третьегодичные ведомости – он все читает с равным удовольствием…».

Чэпмен читал неплохо для столь отвратительного человека. Его голос был теплым и приятным и сильно отличался от голоса, которым он говорил. Я внимательно слушал, как он читает эти слова, отрицающие специфику литературы и журналистики.

– В «Обломове» повсюду уступки, отказ от дальнейших попыток. Именно это вы хотели прояснить для себя, верно?

– Вот именно! С меня хватит. Я все выяснил. Эти персонажи гуляют по миру, в котором нет стрессов. Они берут то, что идет к ним в руки, не пытаясь предугадать будущее. Я бы очень хотел быть похожим на них, расслабиться и больше не думать постоянно о работе.

– Вы непрерывно стараетесь предугадать будущее?

– Да, все время. С клиентами я должен взвешивать каждое слово, потому что знаю: моя речь влияет на результат работы. Неверный аргумент, неудачное слово – и продажа упущена. Я представляю себе реакцию покупателя и то, что он мне скажет, и немедленно реагирую в ответ. Это очень утомляет.

– В сущности, вы похожи на актера. Актер предугадывает реакцию зрителей. Это основа его профессии – предугадывать так, чтобы зритель этого не заметил. Зритель никогда не должен видеть этот трюк, иначе не будет фильма, не будет пьесы. Увидишь веревку, которая держит декорацию, – декорация упадет.

– А мой клиент никогда не должен замечать, что я на шаг впереди него. Он должен думать, что я полностью занят его персоной и примотан скотчем к текущему моменту, а мне в глубине души совершенно наплевать на текущий момент, я живу в следующем моменте. Важен только результат.

– Вы достаточно циничны.

– Нужно быть циником, чтобы выжить в торговле, но и в вашей профессии дело обстоит так же, хотя в ней концентрация цинизма ниже. Мне очень нравится ваш подход к моим трудностям. Вы были очень гуманны, когда слушали меня. Мне не всегда так везло. Иногда меня лечили холодные и далекие от меня люди. Последний, тот, что перед вами, например, был ужасным. Я ждал его один в кабинете тридцать, нет, сорок минут. Когда он пришел, я был полусонный: так устал от ожидания. Я хотел сократить сеанс, чтобы скорее вернуться домой. А он даже не предложил мне стакана воды!

– Я ничего не буду говорить о методах моих собратьев. Каждый работает по-своему. У того терапевта, должно быть, имелись причины для этого.

– Я понимаю вашу реакцию, но вижу по вашему недовольному лицу, что вы, конечно, так не думаете. А?

Это междометие – намек на то, что говорящий не дурак, – вернуло Чэпмена на его уровень глуповатого туриста. Я так ему нравился, что он попытался быть со мной фамильярным: звук вместо вопроса «Как по-вашему?», которому учат детей.

– Я не уверен, что разделяю вашу точку зрения. Но, в конце концов, это не проблема. Наше сотрудничество приносит плоды, и, значит, моя работа имеет смысл. Какими будут ваши ближайшие действия для того, чтобы еще немного соскочить с крючка?

– Отпуск! Мы уже десять лет никуда не ездили. Я намерен сделать приятный сюрприз своей супруге. Она всегда мечтала поехать в Грецию. И сейчас я готовлю для нас путешествие по особому заказу – не такое, когда мы будем заперты в гостинице, а настоящее открытие этой страны и ее островов. Будем как вояки.

Чэпмен – и вояка! Два слова, которые не должны были бы никогда встретиться. Сочетание «Чэпмен и Греция» вызывало у меня такое же впечатление. Гомофоб Чэпмен в стране античной стихийной бисексуальности. Я бы дал ему почитать в самолете Плутарха: «…тот, кто любит человеческую красоту, будет благосклонно и беспристрастно расположен к обоим полам, а не будет полагать, что мужчины и женщины в любви различны так же, как в одежде».

– Отлично, просто идеально. Вы увидите: Греция удивительная страна. А острова невероятные.

– Я твердо решился на это, и вы тут ни при чем. Меня интересует не моя работа, а что-то другое. Это революция. Моя жена очень удивлена. Я даже подарил ей стиральную машину вместо прежней, которая перестала работать. И много часов выбирал в Интернете самую эффективную.