опускаются на дюйм. Он облизывает губы.

— Если бы она пришла сюда прямо сейчас и потребовала ответов, ты бы дал их ей?

Это легко, потому что я знаю, что она не спросила бы.

— Да.

Он кивает, отводя взгляд.

— Именно так я и думал. Убирайся к черту из моего дома. — Он встречает мой взгляд. — Или я вызову полицию, и тебя арестуют за домогательства.

— Я не оставлю ее здесь.

— Чего ты боишься, старший брат? — насмехается он. — Думаешь, ситуация может немного выйти из-под контроля?

— Она сейчас очень эмоциональна. Я не позволю ей питаться этим и делать то, чего она на самом деле не хочет.

— Ты имеешь в виду меня, верно? Она не хочет меня? — Роуэн откидывается на спинку дивана. — Несколько недель не стирают двенадцать лет чувств, Алек. Все еще может измениться.

— Нет.

Его ухмылка медленная.

— Если бы ты был уверен, тебя бы здесь не было. Если бы ты был уверен в том, что, по твоему мнению, у тебя есть или чего ты хотел от нее, ты бы дал ей время, в котором она нуждалась.

Храбрый маленький ублюдок вот-вот получит по заднице.

Ему больно, и я это понимаю, но здесь происходит нечто большее. Нам придется отложить это на другой раз. Он достает свой телефон, чтобы подразнить меня своей фальшивой угрозой, поэтому я делаю ему лучше. Я достаю свой телефон и набираю 911.

— Да, в квартире "Северные ворота", номер двадцать три, пожар. — Я вешаю трубку, прежде чем они зададут еще вопросы.

Его глаза прищуриваются, а затем расширяются, когда я вытаскиваю из кармана коробок спичек то, что мы должны держать под рукой, как Блейз. Я ударяю ими о стену, зажигая всю пачку сразу. Я швыряю его мимо него на диван, который, оказывается, завален бумагами, и мчусь в его комнату.

Я поднимаю Оукли с кровати, сжимая ее крепче, когда она начинает сопротивляться. Мы входим в холл, и она ахает от знакомого запаха, отчаянно оглядываясь в поисках Роуэна, который пытается потушить пламя, охватившее несколько подушек.

Она кричит, и он кричит.

И я выхожу за дверь.

Глава 20

Оуклей

Он бредит.

Я не знаю, чего он ожидал после дерьмовой бури, от которой я проснулась два утра назад. Чтобы появиться, бросить меня на свое чертово тело и заставить вернуться в мой дом, где его чертова жена крепко спала в кровати, в которой я спала всего за день до этого.

Как законченный лицемер, он ругал меня за мое решение уйти, как будто этого не ожидал, он фактически запер меня в моей собственной комнате, как будто у него было право. Я позволила ему. Я не сопротивлялась, даже не произнесла ни слова. Это был правильный ход, потому что большой плохой Алек не мог скрывать или не хотел свои эмоции. Ясно, как день, страх сиял в его предательском взгляде, и это вызывало у меня отвращение.

Как он мог подумать, даже на секунду, что я подчинюсь его воле или даже соглашусь с его мыслями или чувствами? Как я уже сказала, бред, и это одна из многих причин, по которым я снова сбежала при первом удобном случае.

Я едва держалась на ногах, когда он нашел меня у Роуэна, но после его трюка мое тело накрыла волна переизбытка эндорфинов. Наступила ночь, я была на ногах целых сорок восемь часов, и я не смогла отдохнуть. Я пролежала в своей пушистой гостиничной кровати пять часов, уставившись в потолок из гальки, и даже не могла заставить себя закрыть глаза.

Со вздохом я выключаю воду и откидываюсь на спинку стула. Закрыв глаза, я делаю глубокий вдох. Дурацкая ванна это единственное, что я могла придумать, чтобы попытаться расслабить свой разум. Мне нужен сон, а он не приходит. Я продолжаю видеть моего отца, создавая сценарий за сценарием того, что могло бы произойти. Где я нахожусь, я ничего не знаю, я ничего не понимаю, и это заставляет меня тонуть в беспомощности, к чему я не привыкла. Я ненавижу это.

Как раз в тот момент, когда напряжение в моих плечах начинает исчезать в обжигающей воде… сработала чертова пожарная сигнализация.

Ты, должно быть, издеваешься надо мной.

Телефон в гостиничном номере начинает звонить, и я слушаю, как дверь за дверью в холле открываются, и шаркающие ноги начинают спускаться по коридору, вот тебе и угловой номер, все еще слышно все вокруг.

Дети плачут, родители кричат, а персонал пытается успокоить и убедить всех, что это будет безопасная и быстрая эвакуация… с пятнадцатого этажа. Закатив глаза, я подношу к губам дешевое шампанское, которое нашла в своей комнате, и осушаю солидный бокал. Я выхожу и тащусь к своей сумке, которую даже не успела распаковать, и бросаю свою грязную одежду внутрь, вытаскивая свежую пару спортивных штанов и футболку.

Я слышу, когда начинается спор.

Бедный маленький коридорный говорит ему, так мило и испуганно:

— Сэр, вы идете не в ту сторону, вам нужно спуститься вниз, пока пожарные не доберутся сюда и… сэр… сэр!

И тут моя дверь распахивается, и передо мной стоит разъяренный, кипящий Алек Дэниелс, с его висков капает пот и все такое. Оскалив зубы, выпучив глаза, он рычит и бросается вперед, но я останавливаю его, прежде чем он успевает заговорить, моя сумка уже перекинута через плечо.

— Оставь это. — Я протискиваюсь мимо него к двери, и, к удивлению, он позволяет мне, но, конечно же, следует за мной по пятам.

Нет смысла бороться. Очевидно, что его вывело из себя не просто мое пребывание у Роуэна, а то, что я ушла. Мы начинаем спускаться по лестнице, гребаным гуськом и чертовски медленно, следуя за каждым другим гостем по длинной очереди. Когда мы, наконец, достигаем первого этажа, я действительно чувствую запах дыма, и мои глаза устремляются к Алеку.

— Что, черт возьми, с тобой не так?

Он игнорирует меня, хватая за руку, чтобы потащить меня через дверь к своему грузовику…он припаркован прямо перед выходом. Он рывком открывает дверь и смотрит на меня, поэтому я отшвыриваю его и запрыгиваю внутрь, захлопывая за собой дверь. Как только он садится за руль, я начинаю.

— Еще один пожар, правда?

Вена на его шее сильно бьется о кожу, он в нескольких секундах от того, чтобы потерять контроль.

— Полотенца.

— Это было глупо.

— Бросил их на поплавок в бассейне.

Конечно, это так, он не только обучен тушить пламя, но и тому, как намеренно вызвать его без риска, большого плохого пожара.

— Ты импульсивен.

Он резко останавливается и съезжает на своем сиденье, гнев искажает его