Я потеребил бороду и решил зайти с другой стороны:

– Знаешь, брательник, я хотел сказать… ну… только пойми правильно. Понимаешь, вот пойду я к ним, добуду их прекрасные чертежи и шпиндели, и будут они у тебя во дворе, под кроватью, в общем везде…

– И?

– Ты станешь известным…

– Дальше.

– Гномы наконец-то поймут, что хоббиты не лыком шиты, любой гномий сейф без дрели откроют.

– Продолжай.

– А наши хоббиты скажут, ай какой Урман ловкач, ай молодец, все секреты у гномов выведал, теперь и у него альбатросский камень есть, и втулка такая же, а только сам он ничего сконстр… сконтрс…

– Сконструировать.

– Ага, не может сам, вот и прет у тех, кто сообр… бооср… з…

– Сообразительнее.

– Ага, чем он. Вот тогда ты по-настоящему и прославишься, как изобретатель-неудачник!

– Хм, – Урман перестал громко дышать, прекратил дергаться и блестеть глазами. – Думаешь, все так и скажут? И Билльбунда тоже?

– Конечно! Особенно когда шизня из тебя полезет. Сам понимаешь, она такая, чуть перестарался с эликсиром, она и лезет, особенно из ушей, да из-под мышек. Это ж все знают, правда? – «Прости, брат, – подумал я, – несу полную ахинею, но ради твоего же блага. Прости, если сможешь!».

– Угу, – торопливо кивнул притихший изобретатель. – Знаешь что? – И он снова заходил ходуном. – Знаешь что? Ссскажи гномам, сами они неудачники, понятно? Иди и скажи им! Я не такой! Не нужны мне их секреты, пускай подавятся! Урман не такой!

– А то!

Друган пустился нарезать вокруг меня бешеные круги. Ставлю три тарелки борща против одного сухарика, что про «дрыгатель», «камень» и «эликсир» он знал из самых недостоверных источников, это обычные хоббитские слухи, которые попали в развешанные уши. Смысла в них не было никакого, вот вечный двигатель, философский камень и эликсир жизни – другое дело, но умничать я не собирался. Если хотите сохранить дружбу, то иногда лучше держать язык за зубами.

– Правда ведь не такой, а? – Ури выглядел несчастным, ясный пень, от моих слов зависела вся его жизнь.

– Чтоб мне треснуть, как яичная скорлупа! Ты – лучший моделист-консуркт…

– Конструктор.

– …которого я знаю! Гномы и рядом с тобой не стояли! Пусть подавятся своими секретами!

– Думаешь?

– Знаю! И без них обойдемся! Вот пойду к шефу и скажу ему: «А ну, колите мне противоцвергскую сыворотку, надоело уже на бороду наступать и все подряд чинить! Есть у нас в квартале умелец, единственный и неповторимый. Что я, в самом деле, за него работаю?».

– Вот именно. Чем я хуже?

И тут я четко представил, как прохожу мимо Грызольды, не замечая ее, прямиком в кабинет, разъезжаются овальные двери, шеф поливает из лейки цветок и насвистывает душевную мелодию. «Кто вам позволил? – спросит он, заметив меня, и лейка замрет над горшком. – Кто вы?». А я отвечу: «Я – хоббит Боббер, обманул вас, никакого цверга я не нашел, это он меня сам нашел и укусил, а я только и смог, что назад вернуться, да и то случайно! Увольте меня, бесполезного, к едрене фене, можете рассказывать всем, как я вас подвел, только, пожалуйста, сделайте меня хоббитом, обычным маленьким хоббитом!».

– Я не могу, Урман, – услышал собственный голос и очень тому удивился. – Не могу, брат, стыдно, ой как стыдно перед шефом! Но если признаюсь, конец всему, понимаешь? Не знаю, что делать! Гномом быть стыдно, а себя раскрывать опасно. Понимаешь? Выбросит он меня и впускать запретит.

– Шеф выбросит?

– Ну да!

– Может! А ты обмани его, получи второе задание, выполни, а после признаешься. Он тебя пожалеет и оставит в агентах, только второе задание надо всенепременно выполнить, на пятнадцать баллов по десятибалльной шкале.

– Легко сказать… обмани, – я провел ладошкой по животу. – Куда я себя дену?

– Никуда! Мы другого подошлем, твоего роста. Выучит текст, пойдет к шефу, получит задание и свободен, потом снова ты будешь.

– Бесполезно. Шеф не дурак, обещал отчет мой посмотреть, вопросами засыпет.

– В таком случае Федор отпадает, – сказал Урман.

– Ты его хотел послать?

– Ну да, он за бублик куда хочешь пойдет, и тайну сохранит.

– Ты прав, кто же в нашем квартале чокнутому поверит?!

Мы посмеялись, обсудили несколько вариантов, но их пришлось отклонить. Побриться везде и утянуться скотчем слишком жестоко по отношению к себе, спрятаться в картонной коробке и прикинуться роботом Валли слишком жестоко по отношению к шефу. Пластическая операция по карману только пангалактическому миллионеру, сделать ее без огласки реально только на Силиконе-8 за сумму, число колечек в которой способно было вызвать обострение мордорского синдрома даже у закодированного хоббита (мы с Ури закодированы на шесть месяцев, если кому надо, напишу адрес врача). Точно знаю, меня могла выручить Билльбунда, она бы выучила любой текст, явилась к шефу в моей одежде и сделала всё как надо, но она еще так мала, и вообще, впутывать ее в свои неприятности плохо, я слишком люблю единственную сестру и поэтому должен сам расхлебать эту кашу!

– Лучшее, на что способен хоббит, – сказал я уставшему от раздумий другу, – просто быть честным, я напишу отчет, всё как было от начала и до конца, сам отнесу, лично в руки отдам, и пусть делает со мной, что хочет, – я высморкался в бороду, до того было жалко себя и горестно.

– Круто! Блин, я горжусь тобой! – кореш пустил скупую мужскую слезу, нижняя губа его дрожала, как гриппующая гусеница.

– Ури, а хочешь, мы пойдем к тебе домой, – я с трудом сдерживал рыдания, – и я починю тебе всё-всё-всё, хочешь? – я всхлипнул и посмотрел красными глазами в его красные глаза. – По-братски? Я знаю, где чего надо сделать, теперь знаю, сейчас знаю, хочешь? У тебя всё работать будет, обещаю! Даже тот долбаный патефон на дизельном топливе, об который ты сломал ступню в трех местах и мой нос.

Мы обнялись, скупые слезы Урмана превратились в ручейки, потекли по моим бровям, забираясь в ноздри, и устремились в джунгли бороды.

– Спасибо, дружище! – всхлипывая, прошептал он и отступил на шаг назад. – Спасибо, но я должен сам, сам, ты понимаешь? – твердо кивнул, не дожидаясь ответа. – ТЫ понимаешь.

Я молча пожал плечами, слова кончились; каждый сделал свой выбор.

Меня ждал отчет.

И шеф.

По дороге в приемную я, конечно же, был весь в себе после бессонной ночи, и поэтому не обратил внимания (хотя стоило), что агенты и прочий персонал активно двигались в противоположную сторону, можно сказать, смывались, и ни одно существо не пыталось меня обогнать, как это обычно происходит. Не придал значения черному апельсину, лежащему на полу (в другой раз на любой утерянный фрукт нашлось бы три-четыре голодных хоббита), спокойно дотопал до приемной и проскользнул в первую овальную дверь, за которой начинался «предбанник» секретарши. Обычно очередь выстраивается задолго до «предбанника», но не сегодня – я тихо-спокойно добрался до стола уродины и только там понял, что ее нет, однако стол со всех сторон обступили крупные двуногие ребята в джинсах и с голыми волосатыми спинами, всего их было около десяти – каждый ростом в полтора человека, а то и выше, великаны. Башки лысые, заостренные, как яйца, и маленькие оттопыренные ушки, растущие на разной высоте. Гости заглядывали за стойку и, судя по всему, выманивали оттуда Грызольду Вервольфовну: