Вот что сказал Муршили, великий царь:

Сегодня мы склонны использовать разные придаточные предложения, а потому не обязаны так пунктуально следовать порядку событий. Например, мы могли бы сказать: «Однажды, когда я ехал в Кунну, была ужасная гроза. Я так испугался грома, издаваемого богом грозы, что утратил речь, и голос мой слышался еле-еле. Вскоре я об этом забыл напрочь, но спустя годы этот эпизод стал являться мне во сне, и пока я спал, меня ударила рука бога, и рот мой покривился».

Вот другой пример, на сей раз из аккадского, языка вавилонян и ассирийцев древней Месопотамии. Этот документ, написанный до 2000 года до н. э., сообщает о результате судопроизводства. Нам сообщают, что некий Убарум доказал инспекторам, что он сказал господину Ирибуму забрать поле Кули и что он (Убарум) не знал, что Ирибум самовольно вместо этого забрал чье-то еще поле, какого-то Бази. Такова суть документа, но аккадский текст выражает это несколько иначе. Там на самом деле сказано следующее:

Разница между аккадскими формулировками и тем, как мы бы естественно описали ситуацию по-английски, в основном лежит в нашем повсеместном применении конструкций вроде «он не знал, что […]» или «он доказал, что […]». Этот конкретный тип сложноподчиненных предложений называется «последовательное подчинение», но хотя название довольно языколомное, сама конструкция – это хлеб и масло английской прозы. И в письменной, и в устной форме мы можем взять практически любое предложение (скажем, «Ирибум забрал поле») и, ничего не меняя в нем самом, сделать его придаточным предложением в другом предложении:

И поскольку один раз установить это иерархическое взаимоотношение так просто, мы можем это повторить:

И еще раз:

И еще раз:

Аккадский отчет не использует такие последовательные подчинения. Большинство его предложений не организованы иерархически, а просто стоят одно за другим, в соответствии с хронологическим порядком событий. И так выглядит не один только данный текст. Хотя сейчас мы считаем последовательное подчинение само собой разумеющимся, на древнейших засвидетельствованных стадиях аккадского (и хеттского) оно отсутствовало. И даже сейчас есть живые языки, в которых этой конструкции нет.

Имейте в виду, что учебники лингвистики вряд ли станут разглашать эту информацию. Честно говоря, некоторые из них будут горячо проповедовать обратное. Возьмите хоть флагман лингвистического образования, «Введение в язык» Фромкин и Родмана, который я упоминал раньше, и его двенадцать догматов веры, которые устанавливают, «что мы знаем о языке». Второе утверждение, как вы вспомните, гласит, что все языки одинаково сложны. Чуть дальше по тексту, в пункте одиннадцать, утверждается:

К сожалению, учебник не раскрывает точной сущности «синтаксических универсалий», которые показывают, что в каждом языке есть такие конструкции. Также он не определяет, когда и где это откровение было вручено человечеству. Но верно ли само это заявление? Я никогда не имел счастья лично побеседовать с синтаксической универсалией, но свидетельства из более приземленных источников, а именно описаний существующих языков, не оставляют сомнений, что в некоторых языках нет способа образования таких предложений (и не только потому, что у них нет слова «лингвистика»). Многие языки австралийских аборигенов, например, не имеют конструкций, соответствующих последовательному подчинению в английском, и то же относится к некоторым индейским языкам Южной Америки, включая матсес, который мы встретим в следующей главе.[189] В таких языках просто нельзя составить подобные предложения:

Вместо этого такой смысл выражается другими способами. Например, на раннем аккадском пришлось бы сделать это так: