Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скауты ставят палатки. Дейв и Ивен готовят ужин из спагетти. Чувствуя себя несколько виноватым перед ними — ведь это я установил такие правила, что они оказались в заведомо проигрышном положении, — после ужина я помогаю им помыть посуду.
Спать мы с Дейвом ложимся в одной палатке. Мы оба устали. Дейв некоторое время молчит, а потом говорит:
— Знаешь, папа, я горжусь тобой.
— Правда? Почему?
— Ты сумел понять, что происходит, и поставил Герби вперед — если бы не ты, мы, наверное, до ночи сюда не дошли бы. Никто из других родителей не захотел брать на себя ответственность, а ты согласился.
— Спасибо, — отвечаю я сыну. — На самом деле я сегодня очень многому научился.
— Правда?
— Да. Это поможет мне, я надеюсь, исправить положение на заводе.
— Что, например?
— Тебе действительно интересно?
— Да, — уверяет Дейв.
Мы некоторое время говорим о том, что мучает меня. Сын слушает внимательно, даже вопросы задает. Когда мы закончили разговор, то до нас доносится лишь сопение из соседних палаток, пение сверчков… и визг шин какого-то идиота, наматывающего круги на шоссе.
В воскресенье мы с Дейвом возвращаемся домой около половины пятого, оба усталые, но довольные. Дейв выскакивает из машины, чтобы открыть гараж. Я въезжаю, потом выхожу из машины и открываю багажник, чтобы достать вещи.
— Куда это мама уехала? — спрашивает Дейв.
Я оглядываюсь и вижу, что машины Джулии нет.
— Наверное, за покупками, — говорю я.
В доме Дейв раскладывает туристское снаряжение, а я иду в спальню переодеться. Душ приносит огромное облегчение.
Я думаю о том, что, отдохнув, можно будет съездить куда-нибудь поужинать всей семьей, отметить триумфальное возвращение отца и сына.
Дверца шкафа открыта. Я подхожу, чтобы закрыть ее, и вижу, что многих вещей Джулии нет. Я стою, ничего не понимая, и пялюсь в пустое пространство. Сзади подходит Дейв.
— Папа.
Я поворачиваюсь.
— Это было на кухонном столе. Наверное, мама оставила.
Он протягивает мне запечатанный конверт.
— Спасибо, Дейв.
Дождавшись, когда Дейв выйдет, я вскрываю конверт. Внутри короткая записка:
Эл!
Я не могу и не хочу быть всегда последней в списке твоих приоритетов. Мне нужно больше внимания, но теперь мне ясно, что ты не изменишься. Я на какое-то время уезжаю. Мне нужно подумать. Прости за все. Я знаю, как ты занят.
Джулия
P.S. Шерон я оставила у твоей матери.
Когда ко мне возвращается способность двигаться, я кладу записку в карман и иду искать Дейви. Я говорю ему, что мне нужно съездить в город забрать Шерон, а он чтобы оставался дома. Если мама позвонит, он должен спросить, откуда она звонит, и узнать номер, по которому я смогу ей перезвонить. Дейв спрашивает, что случилось. Я прошу его не волноваться и обещаю объяснить, когда вернусь.
Я лечу к матери. Открыв дверь, она начинает говорить о Джулии, не дав мне даже поздороваться.
— Алекс, ты знаешь, что твоя жена устроила? — спрашивает она. — Вчера я готовила обед, когда позвонили в дверь. Я открываю и вижу: Шерон стоит на крыльце с чемоданчиком. А твоя жена сидела в машине и даже не вышла, а когда я направилась к ней поговорить, она уехала.
Я вхожу в дом. Навстречу мне бежит Шерон. Она была в гостиной, смотрела телевизор. Я поднимаю ее на руки, и она крепко обнимает меня. Мать продолжает говорить.
— Что с ней произошло? — спрашивает она.
— Пожалуйста, давай поговорим об этом позже, прошу я.
— Я просто не понимаю, что…
— Позже у ладно?
Я перевожу взгляд на Шерон. Ее лицо напряжено. Глаза широко раскрыты и неподвижны. Она явно напугана.
— Тебе нравится у бабушки? — спрашиваю я.
Она кивает, но ничего не говорит.
— Может, поедем домой?
Шерон смотрит в пол.
— Хочешь домой? — еще раз спрашиваю я.
Она пожимает плечами.
— Тебе хорошо с бабушкой? — с улыбкой спрашивает моя мать.
Шерон начинает плакать.
Я отношу Шерон и ее чемоданчик в машину. Мы едем домой. Проехав пару кварталов, я поворачиваюсь к дочери. Она, как маленькая статуя, сидит, неподвижно глядя перед собой. На следующем светофоре я протягиваю руку и прижимаю дочь к себе.
Она еще какое-то время молчит, но потом наконец поднимает глаза и шепчет:
— Мама еще сердится на меня?
— Сердится на тебя? Она вовсе не сердится, — отвечаю я.
— Сердится. Она не хочет со мной разговаривать.
— Нет, нет, Шерон, — настаиваю я. — Мама расстроена совсем по другому поводу. А ты ничего плохого не сделала.
— А почему тогда…
— Давай дома потолкуем, — говорю я. — Я все объясню и тебе, и Дейви.
Я всегда был сторонником того, чтобы поддерживать внешнюю иллюзию порядка посреди полного хаоса. Я говорю детям, что мама просто ненадолго уехала, может, на день или два. Она обязательно вернется. Ей просто нужно уладить некоторые вопросы, которые расстраивают ее и не дают покоя.
Далее я привожу стандартный набор уверений: ваша мама по-прежнему любит вас; и я люблю вас; никто из вас ни в чем не виноват; все будет хорошо. Мои дети в это время сидят как каменные. Может, размышляют над тем, что я говорю?
Мы едем в город поужинать. В обычных условиях это было бы радостным событием. Но сегодня царит тишина. Никто ничего не говорит. Мы механически жуем пиццу, потом уходим.
Когда мы возвращаемся, я усаживаю детей за уроки. Я не знаю, делают они их или нет. Я подхожу к телефону и после некоторой внутренней борьбы решаюсь сделать пару звонков.
В Бирингтоне у Джулии друзей нет. Во всяком случае, я о них не знаю. Так что звонить соседям бесполезно. Они все равно ничего не скажут, а история о том, что у нас проблемы, распространится мгновенно. Вместо этого я пробую дозвониться Джейн, той самой подруге, у которой Джулия якобы провела ночь в четверг. Никто не отвечает.
Затем я звоню родителям Джулии. К телефону подходит тесть. После разговора о погоде и детях становится ясно, что ничего интересного он мне не сообщит. Я делаю вывод, что родители Джулии не в курсе, но прежде чем я успеваю закончить разговор, старик спрашивает: