— Устала? Хочешь, я приготовлю ужин? — заискивающе спрашивает Антон.

Глаза Ани широко распахиваются от удивления. Не такого вопроса она ожидала — думала, он примется спрашивать о Сергее.

— А ты умеешь? — интересуется она, беря у него сумки.

— Не-а… — Антошка расстроенно сникает, но тут же спохватывается и выхватывает у нее из рук тяжеленные сумки. — Но очень хочу помочь. Что скажешь, то и сделаю.

Он с готовностью устраивается у плиты.

— Картошку чистить умеешь? — насмешливо спрашивает Аня, жестом указывая на горку картофелин в большой миске. — Нож в руки, и вперед с песнями. Я переоденусь пока…

Антон счастлив чистить картошку у Ани на кухне. Видела бы его сейчас мама — не поверила бы. Наверняка бы сказала: «Это не мой сын, его не допросишься».

А ведь ничего этого могло бы и не быть, кабы не Марина и Алексей, Анины друзья…

После того разговора в больнице Аня исчезла.

Антон никак не мог разыскать ее. На работе она не появлялась, взяла неделю отпуска. Антон стал требовать, чтобы его срочно выпустили из больницы. — Не отпускали. Лишь после того, как мамаша закатила хорошенький скандальчик в кабинете главврача (иногда истеричность мамочки, надо сказать, приносит-таки пользу…), от Антона с радостью избавились. На лице медсестры четко и ясно было написано: скатертью — дорога, одни неприятности от тебя…

Антон узнал ее, это она тогда помогала Ане. Кажется, строгая Анна Сергеевна устроила ей разгон.

Первым делом он отправился к Ане домой. Дверь почему-то открыла незнакомая молодая женщина. Антон испугался, подумал, подъезды спутал… но нет, номер у квартиры правильный. Незнакомка, улыбаясь, наблюдала за растерянностью парнишки.

— Ты Катю ищешь или Аню? — спросила она, поправляя халатик.

Антон кивнул. Женщина неприлично расхохоталась.

— Если говорить не можешь, на листочке пиши, — предложила она язвительно.

— Аню, — выдавил Антон.

— A ты, случаем, не Антон?

— Антон, — повторил он собственное имя, все еще таращась на женщину.

— Давай заходи быстренько. — Она ухватила его за рукав и потянула к себе.

Он послушно шагнул внутрь квартиры.

— Разувайся, раздевайся, — торопила она его. — Проходи, не стесняйся. Ани пока нет, но и без нее никто тебя не покусает.

Антон усмехнулся. Получалось, единственный человек, который может его покусать, — это Аня.

— В комнату проходи, разговаривать будем. — Она подталкивала его в спину.

— О чем? — оглянулся он.

— О тебе, родимый, о тебе. Что, испугался? Меня Мариной зовут, значит, бояться тебе нечего. — Женщина то ли шутила, то ли не в ладах была с логическим мышлением.

— Это не доказательство, — буркнул Антон себе под нос, обращаясь скорее к себе, чем к ней.

— Не умничай. Говорить будем не о методах доказывания моей неопасности для окружающих. — Марина уселась напротив, пристально разглядывая Антона, потом кивнула, словно осталась довольна результатом осмотра.

— Ну и о чем мы с вами будем говорить? — недружелюбно спросил Антон.

— О любви и дружбе в поэзии Александра Сергеевича Пушкина, — с пафосом заявила Марина.

— Это еще зачем? — поинтересовался он осторожно, прикидывая, уж не сумасшедшая ли перед ним сидит дамочка.

— Правильно, ни к чему, — согласилась она, — да не смотри так, я пока с ума не сошла. Я — лучшая подруга Ани, и говорить мы будем о твоей любви и дружбе в ее жизни. Ну и о том, как это на ней отразится.

А Марина-то нервничает, отметил про себя Антон. Вон, встала, быстрым шагом прошлась по комнате к окну и обратно, резко остановилась.

— Любишь ее? — громко потребовала она отчета.

Врать и отнекиваться почему-то не хотелось.

— Люблю, — тихо ответил Антон.

Не надо задевать больную струну, не надо душу ему травить. Он и так прекрасно понимает, что Аня не желает принимать его любовь, — наверное, потому и с работы сбежала, отпросилась в отпуск.

Может, она просто не верит в его любовь?

Антон интуитивно чувствовал, что причина такого отношения к нему скрывается где-то в прошлом Ани. Наверное, когда-то ее очень сильно обидели. Сто процентов, это сделал ее бывший муженек.

Он сказал о любви так проникновенно, что Марине вдруг стало жалко его. Она снова села, немного успокоилась.

— И готов ради нее на все? И умереть готов? И убить? — Она это спросила, чтобы потянуть время — требовалось обдумать ситуацию и найти из нее какой-то выход. Спросила лишь потому, что вопросы были заранее заготовлены.

— Да, — ответил он, сжимая кулаки, будто действительно готов был убить — покажите, мол, только пальцем…

— Приходи завтра в двенадцать часов, сюда к дому, — задумчиво сказала Марина, продолжая обдумывать какой-то свой план. — Я отвезу тебя в лес.

— Кого надо убить? — встревоженно спросил Антон.

К такому повороту он готов не был. Сказать — это одно, но когда доходит до действий… Марина тоже вздрогнула от такого наивного вопроса и непонимающе посмотрела на него. Ах да…

— Нет, никого убивать не надо. — Она рассмеялась над таким нелепым развитием диалога. — Я отвезу на пикник Аню, а потом подброшу туда тебя. Это будет сюрприз для нее. Киндер-сюрприз…

— Как успехи? — донесся из комнаты голос Ани, вырвав Антона из воспоминаний.

— Задание выполнено, — отрапортовал он, вбегая в комнату и прикладывая ладонь к воображаемому козырьку.

— Отлично, — довольно ответила она. — Быстро ты справился, молодец!

Они вместе вернулись на кухню и дружно завершили хлопоты над ужином. Антон выполнял ее распоряжения, исподтишка поглядывая на ловкие движения рук Ани. Интересно, есть такая вещь на свете, которую она не умеет делать?

Аня накрыла стол в комнате.

— Давай свечи зажжем? — спросил Антон.

Вместо ответа она извлекла из ящика подсвечник, вставила в него три толстые голубые свечи. Жестом указала: мол, давай зажигай. Огонек разгорелся, Антон выключил свет. По комнате медленно растекался приятный цветочный запах. Свечи оказались необычные — ароматизированные.

— Лаванда, — пояснила Аня, разглядывая компакт-диски. — Какую музыку на этот раз?

— Я в этом плохо разбираюсь, — сознается Антон.

Это он только недавно понял. А раньше самонадеянно полагал, что неплохо врубается. Он знал все рок-группы, все направления — панк, металлик и все остальное… можно до бесконечности перечислять.

Но Аня открыла ему другой мир музыки. Пронзительная чувственность Боккерини, романтичность Чайковского, надрывность Шуберта и дрожание нот Скарлатти. Классическая музыка, казавшаяся на уроках в школе такой скучной, вдруг ожила, словно Аня вдохнула в эти звуки некое новое значение.