– Так что, заключим соглашение? – вновь завизжали над ухом. Слепнева поежилась. В том, что Соломея старая дева, как считала Ольга, виноват был в первую очередь ее голос. – Согласна отдать кресло в обмен на молчание?

– А о чем вы согласны молчать, если я отрекусь… от престола?

– О твоей порочной связи с бывшим учеником Камилем Фатруддиновым.

– А с чего вы взяли, что я в ней состою?

– Я вас видела. Вы заходили, держась за руки, в отель на Арбате.

– При нем есть отличный ресторан, где подают фондю.

– А еще я читала вашу переписку!

– Вы посмели взять мой телефон? – вышла-таки из себя Ольга.

– Посмела. Уж очень любопытно стало, что за мужичок такой с тобой. И вон что оказалось! Бывший ученик – я проверила. Да еще и женатый! Ай-яй, Ольга Алексеевна. Смотрите, крылышки ваши ангельские отвалятся…

– Какая же вы дура, Соломея Георгиевна!

– Дуры ты, Оля! – парировала коллега, сделав ударение на местоимении. – Имеешь тайну, ставь на телефон пароль. Кстати, сообщения, которыми вы с Камилем обменивались, я скопировала. На всякий случай.

Оля чертыхнулась про себя. Переписка их была многолетней, так как телефон не менялся годами. Ничего пошлого, в основном поздравления с праздниками, и все же много нежных, выдающих чувства слов. И о встречах они договаривались именно в сообщениях. При Саше не поговоришь нормально, а эсэмэс отправить всегда можно.

– Хорошо, ваша взяла. Я откажусь от должности, – выдавила из себя Ольга.

А что оставалось делать? Ей-то все равно. Пусть Соломея разносит о ней сплетни. Чихать! Но подставлять Камиля она не хотела. До жены-креолки слухи дойдут вряд ли, но до матери, например, запросто. Ее племянница тоже учительница, работает в соседней школе.

– Я рада, что мы пришли к соглашению! – торжественно заявила Соломея.

– А теперь… Соломея Георгиевна… свалите в туман! – Эта фраза была из лексикона маленького Славика. – Я от вас устала. Хочу с нормальными людьми пообщаться… – Она налила в стопку бесцветное ситро и отправилась с ней к Вере Андреевне. – Споем, коллега?

– А давай! Знаешь частушку какую-нибудь? Но чтоб позабористее!

– Эх хвост, чешуя, не поймал я… Ничего!

– Слабенько. А теперь послушай мою! На горе растут цветочки, голубой до аленький, никогда не променяю….

– Большой на маленький! – подхватила астрономичка и, хлопнув себя по бокам, пустилась в пляс.

По квартире разнеслось рычание. Эти звуки издавал дверной звонок. Не соловьиную трель и даже не противное, на взгляд Бориса, «ку-ку». Именно рычание! Звонок сломался еще при первом отчиме (до этого он издавал мелодию «От улыбки станет всем светлей»), и его с тех пор никто не чинил.

Квартира досталась Боре в наследство. После того как его отец устроил дома пожар и погиб вместе с дочерью, им с матерью дали вот эту халупу – в старой жить было нельзя. Из нее Боря сбежал, когда отчим, который по счету, он не мог вспомнить, поднял на него руку. Сюда же и вернулся, покончив с бродяжничеством. Но в восемнадцать снова ее покинул – ушел в армию. Демобилизовавшись, снял комнату у одинокой старушки, пока не смог заработать на аренду отдельного жилья. Когда Боре стукнуло двадцать девять, мать скончалась, и «гадюшник» перешел сыну по наследству.

Рычание повторилось и стало агрессивнее – то есть визитер надавил на кнопку звонка с силой.

Нетерпеливую Лолу стал раздражать тот факт, что ей мгновенно не открыли.

– Мерзее звука, чем издает твой звонок, мне слышать не приходилось! – выдала она, едва Боря отпер дверь. – Все органы в шоке!

– Какие органы?

– Эти! – Она указала сначала на глаза, затем на уши. – Подъезд страшный, и в нем ужасно воняет.

Он расхохотался и сграбастал Лолу. Он так соскучился по ней! И пусть органы чувств она называет как угодно… Ему плевать!

– Эй, полегче, прическу помнешь! – проворчала Лола. Боря и вправду мог это сделать – одной рукой он обнял ее за шею, а волосы спускались до лопаток.

– Как ты красива, – выдохнул Боря, когда его отстранили. Лола казалась лилией, выросшей на помойке. Она была очень эффектна. И по мнению Бори, одной из самых сногсшибательных женщин. Убожество обстановки еще больше подчеркивала ее «эксклюзивность».

– Золотой статуи во дворе я не заметила, – продолжала играть в недовольную принцессу Лола. А у самой глаза сверкали. Рада была видеть Бориса. Тоже соскучилась…

Он подхватил Лолу на руки и, не слушая возражений, понес в комнату.

– Где мой сюрприз? – верещала она, а он затыкал ей рот поцелуями.

– Я люблю тебя, – выдохнул он, разомкнув губы.

Лола услышала от него признание впервые. До этого он говорил «обожаю». Ее глаза сверкнули, к счастью, сегодня она была без линз. А губы вспухли, напрашиваясь на новый поцелуй.

– Я тоже тебя люблю, – услышал Борис. Раньше на его «обожаю» она отвечала «Я тя лю!».

– Выходи за меня замуж! – выпалил он.

– Что?

– Ты слышала…

– Так это и есть сюрприз? – Она беззвучно рассмеялась. – Я согласна!

И сама впилась в его рот.

…Через какое-то время (сколько прошло минут – Боря не мог даже предполагать) они, оторвавшись друг от друга, решили перекусить. Голыми прошествовали в кухню. Лола взяла с тарелки заветревшийся сыр и отправила его в рот.

– Кто-то говорил, что у него много всякого мороженого! – сказала она, прожевав кусок и тут же взяв другой.

– Да. Я собирался провести дегустацию.

– Так давай сделаем это вместе! – Она плюхнулась на табурет и едва не свалилась с него, потому что две ножки болтались.

– Обязательно. Только сначала, пожалуйста, вымой посуду. А я достану мороженое.

– Как скажешь, мой генерал! – Она вскочила, вытянулась по стойке смирно и козырнула. Грудь ее при этом подпрыгнула так, что при взгляде на это Боря почувствовал возбуждение.

– Только оденься, прошу тебя. Иначе мы так и останемся голодными.

– Не во что!

– Я дам тебе что-нибудь. Минутку.

Он сходил в комнату за футболкой. Принес ее Лоле, помог натянуть.

Она встала к раковине, взялась за губку. Когда они жили вместе, Лола редко что-то делала по дому, в этом надобности не было. Но если у приходящей уборщицы был выходной, Лола без разговоров мыла посуду, не любила бардак в раковине. Ей казалось, что на грязной посуде размножаются бактерии с такой быстротой, что, если ее не помыть, они просто поглотят ее. А вот вещи за собой не убирала, кровать не заправляла, готовить не умела. И кривилась при виде грязного белья. Подцепляла его чем-нибудь, типа своей пилки, и отправляла в корзину.