Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушай, Зоя, может, быть мы не пойдем в кино? У меня был сложный день и мне так хочется немного побродить, а в кино мы следующий раз сходим.
Похоже, она обиделась на Костина.
– Как же так, Саша? Я так хотела посмотреть этот фильм…. Впрочем, раз ты так решил, пойдем, погуляем. Сегодня не так холодно…, – она не договорила и, взяв его за руку, потянула к парку, в котором звучала музыка.
Они шли, молча, каждый из них думал о чем-то своем.
– Саша! Ты о чем думаешь? Мне кажется, что ты хоть и идешь рядом со мной, а сам где-то далеко, где нет меня. Что с тобой?
Костин остановился и, достав папиросу, закурил.
– Ты знаешь, Зоя, я сейчас почему-то подумал, что как хорошо, что мы пережили эту войну, что вот так можем бродить по парку, слушать музыку. У меня сейчас трудное время на работе. Мне приходится заниматься одним делом, которое порой ставит меня в тупик. Я иногда, словно, путник, который стоит на развилке двух дорог и не знает, которую из них выбрать. Налево пойдешь – смерть, но и правая дорога не гарантирует жизнь. Стоит сделать всего лишь один неверный шаг, и ты больше не жилец. Вот и сегодня, мой непосредственный начальник полковник Марков заболел, у него врачи диагностируют инфаркт. Зашел в кабинет Абакумова вполне здоровым человеком, а через полчаса – инфаркт.
Александр замолчал и посмотрел на Зою.
– Скажи, Саша, а нельзя отказаться от этого дела? Зачем им заниматься, если оно тебя тяготит?
Костин усмехнулся.
– Нет, Зоя, это моя работа и ничего подобного я сделать не могу. В этой конторе, в которой я служу, подобное даже в мыслях держать опасно. Поэтому, на то и приказ, чтобы его исполняли.
– Саша, может тебе стоит поделиться со мной своими сомнениями? Я знаю, что нельзя долго носить камень в груди, рано или поздно, ты разделишь судьбу своего начальника.
– Извини, но пока дело в производстве, я никому не могу рассказывать о нем. Ведь это не моя личная тайна, да и опасно.
– Почему?
– Есть силы, которые хотят использовать это дело в своих интересах и, поделившись информацией, ты невольно сделаешь его заложником, а это очень опасно.
Костин докурил папиросу и бросил окурок в урну.
– Выходит, нападение на тебя в подъезде моего дома было не случайным? Я права?
Александр посмотрел на женщину. Он в этот миг был готов поделиться с ней своими мыслями и переживаниями, но этот момент был лишь мигом его слабости. Он вовремя «взял себя в руки» и, не ответив ей на вопрос, просто улыбнулся.
– Чего ты улыбаешься? Ты думаешь, что я настолько глупа, что не могу понять ваши служебные ребусы? Напрасно, ты так думаешь! Я не плохой психолог, если хочешь знать.
Эта реплика снова вызвала у Костина улыбку. Он обнял Зою и, прижав к груди, поцеловал ее в губы. Она оттолкнула его и с испугом посмотрела по сторонам.
– Ты что делаешь, Саша! А если люди увидят, что они о нас подумают?
– Они просто позавидуют нам, нашему счастью….
Зоя взяла его под руку и тесно прижалась к Костину.
– Поехали ко мне, – предложила она ему. – Поехали, я хоть накормлю тебя домашней едой. А если честно, то я просто соскучилась по тебе.
Александр улыбнулся ее предложению, ведь он не был у нее больше месяца. Они развернулись и направились в сторону метро.
***
– Как вы себя чувствуете? – спросил Костин, обращаясь к Кулику. – Надеюсь, что ничего страшного с вами не произошло.
Александр прошел к столу и, повернувшись к Григорию Ивановичу, улыбнулся, словно, старому и доброму товарищу.
– Спасибо, – коротко ответил бывший маршал.
Костин сел за стол и стал выкладывать из папки документы. Он иногда бросал свой взгляд на Кулика, отмечая про себя его бледность и худобу.
– Я надеюсь, Григорий Иванович, что нас больше не бьют мои подчиненные? Это уже хорошо. Курите, папиросы на столе….
Кулик закурил. Выпустив дым в серый потолок, он задумался. Его оторвал от размышлений голос следователя.
– Григорий Иванович! Давайте вернемся к нашему старому разговору, к сдаче немцам Керчи и Ростова. Вы же знаете, что командующий войсками Крыма Левченко, которому вы были направлены Ставкой, был арестован после этого и в конце января 1942 года, был осужден на десять лет лишения свободы. А вас сия чаша миновала…
– Да я знал, об этом. Я тоже ждал ареста и суда….
– Но вас не арестовали….
– Все просто, гражданин следователь. Тогда я вовремя написал письмо, как говорят, покаялся…
Костин хмыкнул и посмотрел на Кулика.
– А вы знаете, какие показания в отношении вас дал Левченко? На суде Левченко всю вину за сдачу городов взял на себя. Как это понимать, Григорий Иванович? Единственно в чем он вас обвинил, что якобы вы своими пораженческими настроениями и действиями способствовали сдаче этого важнейшего в стратегическом отношении города. Заметьте, это не мои слова, это выдержки из документов суда…. Скажите, как вы считаете, Левченко мог самостоятельно принять подобное решение, не советуясь с вами, то есть с представителем Ставки, заместителем наркома обороны?
Этот вопрос Костина, словно «прибил» Кулика. Ему на какой-то миг показалось, что Кулик стал даже меньше ростом.
– Я же вам уже сказал, что я обратился с письмом к товарищу Сталину. В письме я описал, что сдачи городов были вынужденной мерой, имеющимся на тот момент силами мы не могли удержать эти города. Думаю, что он услышал мой голос и все понял.
– Вам не кажется, Григорий Иванович, что вы как носитель зла и трагедий. В начале войны вас отправили на Западный фронт оказать помощь генералу Павлову – результат вы живы, а Павлова расстреляли. Осенью вас направили на Южный фронт оказать помощь и организовать оборону Керчи – результат известен. Вы живы, а генерал Левченко осужден на десять лет….
– Что вы этим хотите сказать, гражданин подполковник?
– Я уже сказал, Григорий Иванович. Ведь насколько я знаю, вы и летом 1941 года писали письмо Сталину, пытаясь оправдаться перед ним.
– И что?
– Сделайте вывод сами. Теперь вы заняли то место, которое уже давно ждало вас. Вот вы скажите, в ходе следствия было установлено, что вы, будучи представителем Ставки на Южном фронте злоупотребляли своим служебным положением. Я сейчас вам зачитаю,
