По случаю прибытия заместителя министра с инспекцией (с тайным эротическим подтекстом) главврач вызвал к себе заведующего отделением злокачественных неврозов Пильчика Иосифа Абдурахмановича (который по совместительству являлся главным редактором больничной стенгазеты) и приказал написать хвалебную оду начальству с особым упором на щедрость и человеколюбие.

Пильчик думал недолго. Времени было в обрез, так что он просто взял томик Пушкина, открыл его на первой попавшейся странице и вольным образом переделал произведение великого поэта.

Пускай, не знаясь с Аполлоном,

Поэт, придворный философ,

Вельможе знатному с поклоном

Подносит оду в двести строф;

Но я, Михалыч уважаемый наш Стас,

Не просыпаюсь с петухами,

И напыщенными стихами,

Набором громозвучных фраз,

Я петь пустого не умею

Высоко, тонко и хитро,

И в лиру превращать не смею

Мое – гусиное перо!

Нет, нет, любезный замминистра, не оду

Вам намерен посвятить;

Что прибыли соваться в воду,

Сначала не спросившись броду,

И в след Парпарову парить?

Пишу своим я складом ныне

Кой-как стихи на именины.

Что должен я, скажите мне, в сей час

Желать от чиста сердца другу?

Глубоку ль старость, Стас Михалыч,

Детей, любезную супругу,

Или богатства, громких дней,

Крестов, алмазных звезд, честей?

Не пожелать ли, чтобы славой

Вы устремились в путь кровавый,

Чтоб в лаврах и венцах сиял,

Чтоб в битвах гром из рук метал,

Победа чтоб на поле боя,

Как древле Невскому герою,

Всегда, везде летела вслед?

Не сладострастия поэт

Такою песенкой поздравит,

Он лучше муз навек оставит!

Дай бог любви, чтоб Вы свой век

Питомцем нежным Эпикура

Вели меж Вакха и Амура!

А там – когда Стигийской брег

Мелькнет в туманном отдаленьи,

Дай бог, чтоб в страстном упоеньи,

Вы с томной сладостью в очах,

Из рук младого Парпарова

Вступая в мрачный чолн Харона,

Уснули у Кулебяки на грудях!

И подпись: Зелинский Остап Ибрагимович, главврач

Здесь уместно некоторое отступление. Заместителя министра звали Шпиц Станислав Михайлович, а министра – Парпаров Осип Савельевич.

А Пильчик форменно дал маху, когда тиснул оду в газету, не согласовав предварительно текст с Бендером. Надеялся, что, как обычно, никто ничего читать не станет – но в этот раз ошибся!

С заместителем министра прибыла внушительная свита, и надо же было такому случиться, что к ней примкнула его коллега женского пола и по совместительству подруга жены и страстная любительница поэтического слога, перечитавшая не только Александра Сергеевича, но даже и Баратынского, Тредиаковского и протоирея Аввакума Петрова.

Коллегу звали Феофания Леопольдовна Озлоблённая – что она и подтвердила после того, как у входа в клинику обнаружила стенд с газетой, в тексте которой наткнулась на стихотворение А.С. Пушкина «Князю А.М. Горчакову» в переделанном виде. И все бы ничего, если б не Кулебяка с большой буквы с грудями! И подпись главврача!

Скандал вышел грандиозный, Бендер орал на Пильчика, как наполеоновский сержант на рекрута, замминистра уехал, не солоно хлебавши и затаивши обиду, и вскоре прислал в больницу разнарядку сократить персонал на 20 % – и начать непосредственно с отделения злокачественных неврозов. Впрочем, в итоге обошлось только переводом Пильчика на другую работу и отправкой Валечки на дачу к заместителю министра – замаливать грехи. С приказом делать что хочешь, но честное имя больницы, а заодно и главврача восстановить!

Кулебяка появилась на рабочем месте только через неделю, и весь персонал с облегчением выдохнул – Шпиц сменил гнев на милость и больше зла ни на кого не держал. Все-таки он был человеком по натуре добродушным и отходчивым, за что его в министерстве и ценили!

* * *

– Ух, смотри, как бедрами работает! – Перельман по-волчьи щелкнул зубами и покраснел. – Сладенькая! Вот я бы с ней побарахтался! Не то что с бывшей женой-барыгой! Ты знаешь, Андрюша, что у меня жена была барыга? Торговала на рынке носками и семейными трусами, так к ней мужики со всего района стадами сбегались. Дай, говорят, Надя, размерчик поприличнее – так, чтобы и с карманчиком впереди и с гладиолусами на жопе! Представляешь?

– Не, не представляю! А ты прав, Кулебяка – та еще штучка, у главврача губа не дура! – Андрей поймал себя на мысли, что готов даже выпрыгнуть в окно, чтобы как-нибудь ощутить себя Бендером в Кулебяке! Но теперь к ней не подойдешь – карьерный рост налицо, а где карьера – там и неприступность. Особенно сейчас, когда после повышения Валечке платят приличную зарплату, она покупает новые шмотки и пользуется вниманием друзей заместителя министра.

– Давай презерватив! – Андрей еще раз глянул на приближающуюся Валечку и решил ей отомстить. А потому что нечего пользоваться телом из меркантильных побуждений!

– Вот! Вот это по-нашему! – Перельман сунул руку под халат, вытащил из джинсов китайскую резинку China Amore, бегом бросился к раковине и стал наполнять ее желтой водой из-под крана:

– Наша, наша отечественная водичка идет, целебная, не то что вшивая прозрачная европейская! Здесь у нас, почитай, полная таблица Менделеева, всё, всё на пользу – и мышьяк, и сурьма, и сера!

– Тьфу, зараза! – не успела вода раздуть резинку до приемлемых размеров, как та с треском порвалась, оставив в руках у Перельмана только жалкий ошметок. – Вот, вот, гляди Андрюша, что подонки-китайцы вытворяют! А если бы это была не вода, а я в резине, и она бы порвалась в самый ответственный момент? Что бы тогда? СПИД или гепатит?

– Гриша, не тупи! Кулебяка скоро будет под окнами! – от горестных раздумий санитара оторвал окрик Андрея. – Не успеем!

– Еще как успеем! – Перельман выхватил новый презерватив, а потом еще один, разорвал упаковки и сунул одну резинку в другую. – Наука, брат! Двойная крепость! Двойной объем и разделение труда!

Андрею очень хотелось сказать Перельману, что и одинарного количества жидкости будет достаточно, но он засмотрелся на Валечку – она так эротично открыла калитку больничной ограды, что Андрей мысленно взвыл. Почему ему, молодому и здоровому, нужно терпеть такие страдания без права прикоснуться? Тем более, в Валечке побывали почти все, один лишь он протормозил, дурень!

– Готово! – к нему подскочил Перельман, неся на руках разбухший от воды резиновый шар, – командуй!

– Товсь! – лицо Андрея окаменело, – цельсь, пли!