Все-таки рыцари в те времена были элитой, прирожденными воинами, и за сравнение со звероподобным санитаром, конечно, обиделись бы. В Прокопе чувствовалась нездешняя пришлая порода – особенно, когда он плотоядно улыбался, рассказывая, как паковал очередного бедолагу в смирительную рубашку, и как ему хотелось при этом откусить ему голову.

Андрей вспомнил – одна из историй санитара произвела на него такое впечатление, что он потом не мог уснуть неделю – голый заросший шерстью Прокоп преследовал его во сне и пытался загрызть длинными гнилыми зубами.

Хотя, наверное, Андрей слишком впечатлителен, ведь все остальные к шуткам санитара давно уже привыкли (так же как и к его манере ведения беседы), и никто и никогда не придавал его словами особого значения.

– А вот и зря! – думал Андрей. Под личиной прокопа скрывался маньяк, в этом не было никакого сомнения, и только зашоренный взгляд местных контуженых постояльцев мог этого не замечать. Но дай Прокопу волю – и вот тогда кровавого месива не избежать!

Андрей, конечно же, зря полагал, что кроме него никто не замечает странностей в поведении санитара. Еще как замечали и старались все время быть настороже, надеясь исключить худшее развитие событий.

Прокоп любил закидывать за воротник, что само по себе ослабляло его психику. А в последние месяцы он находился в столь возбужденном состоянии, что даже главврач встревожился и по своему обыкновению посоветовал ему лечиться электричеством. Дежурная шутка, после которой всегда следовал совет: «Съездить на воды в Баден-Баден за бриллиантами в стуле и без шнапса домой не возвращаться!»

Прокоп ходил жутко злой и так и норовил всем подряд излить горечь по поводу невыносимых условий труда и всеобщего обнищания масс. Особенно бесило его то обстоятельство, что его затирают в коллективе, а ведь только он может так ловко обращаться с психами! А если кому-нибудь в пределах больницы сдуру приходило в голову обсуждать политическое положение в стране, Прокоп являлся словно из-под земли и сразу встревал в разговор. Его глаза метали молнии, а зубы яростно скрежетали, как только речь заходила об олигархах и их богатстве.

В такие моменты казалось, что Прокоп рванет, как вагон с нитроглицерином, а смертельная ударная волна пойдет гулять по русским просторам, невзирая на лица и занимаемые ими должности. Санитар являл собой выжимки, концентрат, квинтэссенцию народного негодования в связи с неправедно проведенной приватизацией с последующим ограблением масс и разворовыванием всего и вся.

Впрочем, гнев ободранного, как липка, и оболганного злыми коммерсантами гражданина – это только цветочки. А ягодки начинались, когда Прокоп выпивал литр или более. Начальство знало, к чему это может привести, и специально оборудовало в левом крыле больницы автономную распивочную, которую так и называли: «Пещера злого Прокопа» (ПЗП, или по-другому: «Пиз…ец полный»). В клинике царствовал свой, особенный юмор – так что и Прокопа он не обошел.

Первым признаком надвигающейся грозы была каменная мрачность, которая завладевала санитаром, его лицо становилось неподвижным, белки глаз закатывались, а кулаки сами собой искали топор или что-то типа того. В этот момент всё его окружение бросалось врассыпную, дверь запирали снаружи и шли отдыхать, понимая, что раньше чем через двенадцать часов в ПЗП соваться нельзя – и это при условии, что часть водки забрали с собой, а не оставили там.

Санитар впадал в транс, за которым следовало всеобщее разрушение, прерываемое только тяжелой одышкой и периодическим лязгом наружного железного засова – Прокоп пытался отодвинуть его изнутри посредством громоподобных проклятий и боем черенком топора в обитую металлом дверь. По распоряжению заведующего санитарным отделением к Прокопу выставлялся пост из двух дюжих мужиков – ждали, пока он протрезвеет, и его можно выпускать на свет божий, в наказание лишив надбавки за вредность.

В общем, было отчего испугаться, но сегодня Андрею повезло. Прокоп чувствовал себя малахольно и расслабленно.

– А, Андрюлло! Привет! – санитар сидел в углу и смачно отгрызал хвостик от палки сухой колбасы. – Тебе, я вижу, потребен Перельман – так он в сортире, сейчас придет! Будешь колбасу на брудершафт? Кусай с другого конца!

– Нет, спасибо! Я только пообедал, так – хотел Гришку позвать на перекур! – Андрей содрогнулся от одной только мысли разделить трапезу с Прокопом – особенно таким оригинальным способом.

– Ну, тогда ладно! – Прокоп смачно хрюкнул, раскрыл пошире челюсти и с силой захлопнул, одним махом отхватив граммов сто. – Обожаю мясо! – свирепо пробурчал он, – жаль, что ты вегетарианец!

– Кстати, Андрюлло! – прожевав колбасу и обтерев губы рукавом халата, Прокоп потянул Андрея за локоть, усаживая его рядом на промятый до самых пружин кожаный диван, – коли уж зашел, так я тебе похвастаюсь! Всю ночь писал, зацени! Песня! Называется «Тринадцатая зарплата» Стихи мои, музыка народная!

Популярна нынче жопа!

Жопа-опа! Жопа-опа!

Жопа по лесу пошла,

Жопа денежку нашла!

Жопу в гости ждут друзья —

Без жопы водку пить нельзя!

Припев:

Очевидно всем —

Без жопы жизни нет совсем —

Потому что тела часть,

Сомневаешься – учи матчасть!

После водки будет пиво,

Жопа ухожена, красива,

С жопой всем хорошо,

Жопа села на горшок!

Припев:

Очевидно всем —

Без жопы жизни нет совсем —

Без жопы никуда —

Ни туда и ни сюда!

У жопы день рождения,

Жопе нужна премия!

Жопа санитара —

Тысячи мало!

Жопе нужно пять!

Иначе жопу не унять!

Припев:

Люди добрые

Денег полные,

Дайте премию

На жопы день рождения!

– Ну как? – Прокоп выжидательно уставился на Андрея, сверля его правым глазом. Левый у него был закрыт черной пиратской повязкой с черепом и костями. Перельман говорил, что Прокоп специально заказал ее в ателье, чтобы выглядеть импозантнее. А потом месяц упрашивал руководство разрешить надевать повязку во время обеденного перерыва.

– Класс! – Андрей знал, что если в его ответе Прокопу что-либо не понравится, то сам Андрей рискует, как минимум, здоровьем. Но и особо поддакивать санитару не хотелось – стоит один раз начать, потом будешь всю жизнь петь дифирамбы его бредовым литературным произведениям (если это убожество можно назвать литературой). – Так, когда ты сказал, Гриша придет?

– Почем я знаю? – Прокоп опять взялся за колбасу, – говорю, в сортире – давит из себя раба капля за каплей!

Вся больница знала, что Прокоп не всегда был сумасшедшим санитаром, когда-то (еще до развала СССР) он заведовал секцией Политпросвета и знал все труды Ленина почти наизусть, в том числе и переписку с партийными товарищами. Чем до сих пор и пользовался при случае – к месту и не к месту!