ежедневно

Петроградский мне Совдеп,

Просит ласково и гневно:

„Хлеб нам нужен. Нужен хлеб!..“

Пусть Юденич с бандой финской

Город вымерший возьмут.

(Правда, жаль дворец Кшесинской,

Был он первый мой приют!)

Пусть возьмут наш Питер с моря

Иностранцы. Я готов

Уступить его, не споря…

Меньше будет лишних ртов!

Я избавлюсь от обузы,

От забот и от затрат…

Пусть британцы и французы

Кормят красный Петроград!»

Претензия, которую Маршак «предъявил» большевикам в одной из первых публикаций в Екатеринодаре, – их покушение на исторические названия. В честь годовщины Октябрьского переворота Невский проспект был переименован в проспект 25 Октября. «Д-р Фрикен» отозвался на это фельетоном «Гибель Невского проспекта», в котором писал:

Взмах пера – и сгинул Невский.

Пушкин, Гоголь, Достоевский

Обессмертили его…

Впрочем, это ничего!

Пушкин был буржуй и щеголь.

Черносотенец был Гоголь.

Достоевский, говорят,

Был известный ретроград…

Так, отвергнув власть традиций,

Все названия в столице

Изменяет большевик.

Он стесняться не привык…

Если только он у власти

Год пробудет, что за страсти

Может выдумать бунтарь.

Уничтожит весь словарь.

Сбросит старые отрепья…

Вместо неба – «Надсовдепье»,

Вместо солнца – «Центрожар»,

Не луна, а «Луначар».

Имена планет над нами

Он заменит именами

«Ленин», «Троцкий», «Коллонтай»…

Это будет. Так и знай.

Так и стало, и очень скоро. Правда, именами большевистских вождей, больших и малых, стали называть не далекие планеты, а то, что поближе, – города, улицы, площади, проспекты. Гатчина стала Троцком, Царицын – Сталинградом, Елизаветград – Зиновьевском, и, думаю, не стоит напоминать, как стал называться Петербург. Что же касается Луначарского, то его имя носили (и носят в большинстве случаев до сих пор) полторы сотни улиц в бывшем СССР, не считая площадей, проспектов, переулков, проездов и даже въездов. Впрочем, Луначарский был не самым вредным из большевиков, а если чем и грешил, то преимущественно графоманией и отсутствием вкуса.

Маршак отдал дань теме распространения социалистической революции среди, скажем политкорректно, не самых подготовленных к ней народов бывшей Российской империи. На основе перехваченного (или якобы перехваченного) донесения «ташкентского комиссара» о том, что для организации советской власти у киргизов (Маршак явно не дифференцировал народы Средней Азии) необходимы «денежные знаки», он сочинил следующий фельетон:

Верю с полным убежденьем

Я в победу близкую.

Просветили мы ученьем

Нацию киргизскую.

Скоро гнет своих тиранов

Свергнет эта нация.

И пойдет у них баранов

Социализация…

На своем верблюде ныне

Объезжаю степи я.

Скоро в мертвенной пустыне

Расцветет Совдепия.

Дух, конечно, очень ценен…

Но для агитации

Мне нужны, товарищ Ленин,

Также ассигнации.

В общем, доставалось Владимиру Ильичу от Самуила Яковлевича.

Не менее ядовито высмеивал «д-р Фрикен» правых. На основе газетных публикаций о том, что совет Национального центра (антибольшевистская организация правоцентристского толка) под председательством Василия Шульгина вынес постановление о необходимости диктатуры, он написал «маленький фельетон» «Диктатура и ее пророк» (опубликован в марте 1919 года). Предварительно поясню: 2 марта 1917 года Шульгин вместе с Александром Гучковым в качестве представителей Государственной думы приняли отречение императора Николая II:

Сорвав венец с главы царя,

Шульгин не знал утех…

Одним желанием горя –

Загладить тяжкий грех.

Вотще потом стремился он

Вернуть событья вспять…

Легко разрушить царский трон,

А как его создать?

Как вместо прежнего царя

Другого возвести?

Увы, под вьюгой декабря

Цветам не расцвести…

А под стеклом оранжерей,

В искусственной жаре

Нельзя выращивать царей,

Как розы в декабре.

Шульгин хлопочет и сейчас,

Шульгин неукротим.

«Нет императора у нас,

Диктатора хотим…»

Пусть будет вновь у россиян

Единый властелин.

«Один Аллах, – гласит Коран. —

И Магомет один!»

По случаю ставшего известным намерения деникинского министра финансов профессора Михаила Бернацкого ввести винную монополию «д-р Фрикен» в октябре 1919 года опубликовал «Новую застольную песню»:

Много лет в вине

Скорбь топил народ.

Но зато казне

Крупный был доход.

* * *

Бойко шла продажа водки,

     Гей!

По бутылке и по сотке…

     Гей!

И пьянчужек для острастки

Фараон тащил в участок.

* * *

В прошлую войну

Было решено

Отрезвить страну,

Запретить вино.

* * *

Каждый патриот

Был запрету рад.

Хоть подчас народ

Пил денатурат.

* * *

В общем, жили мы без водки,

     Гей!

Пили в день не больше сотки,

     Гей!

И не спали в околотке.

* * *

Так прошло пять лет,

Крах настал в стране…

Скуден наш бюджет,

Денег нет в казне.

* * *

По словам газет

Ныне решено,

Что спасти бюджет

Может лишь вино!

* * *

Вновь пойдет продажа водки,

     Гей!

По бутылке и по сотке,

     Гей!

Выпьем снова мы по-братски,

     Гей!

И да здравствует Бернацкий!

Еще один объект сатиры «д-ра Фрикена» – союзники, на которых противники большевиков возлагали столько надежд. В отношении к союзникам Маршак был не оригинален: белые не могли существовать без их поддержки и одновременно подозревали, что союзники стремятся к ослаблению, а то и расчленению России. В стихотворении, озаглавленном «Дружеский привет» (декабрь 1919 года), Маршак напоминал о русском мужике, который

…тяжко ранил прусского медведя,

Но пал и сам

В борьбе за вас, милорды и миледи,