Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты насчет волос?
– Ну да. У тебя их нигде нет – ни на груди, ни под мышками, даже на лобке, по-моему, если я правильно помню…
– Это вовсе не модно, и, вообще, делать мне нечего – бриться целиком. Просто не растут. Это наследственное. У меня прадед эльф.
– Почему у тебя тогда уши обычные?
– А это у кого как получится. Вот у моего деда были и уши эльфов, и магическая Сила. У матери – глаза и способности… к искусству. А я получился просто «гладенький», как ты говоришь. Если б у меня были дети, им могло достаться что-то еще – например, волосы странного цвета или те же глаза, а может, и уши… Хотя нет, уши бывают только в первом поколении, сейчас такие ушастики, как ваш принц, не рождаются вообще.
– Уши – это ужасно! – уверенно прокомментировала Ольга.
– Тебе не нравится? А по-моему, Мафей очень симпатичный мальчишка.
– Симпатичный. Только знаешь, сколько он натерпелся в детстве за свои уши? Его дразнили и постоянно за них дергали. Он до сих пор помнит это и обижается. Тебя никогда не дразнили в детстве?
– Нет. Меня начали дразнить, когда я был уже взрослым мужчиной и… Да я тебе об этом уже рассказывал.
– Насчет ответа за слова? Говорил… Диего, а почему у тебя нет детей?
– А ты что, хочешь от меня ребенка?
– Боже упаси, мне только ребенка не хватало для полного счастья. Я так, из любопытства. Можешь не рассказывать, если это что-то слишком печальное или твоя тайна.
– Да нет, я сам толком не знаю… Мне было года три или четыре. Залез в лабораторию и поиграл с алхимическими реактивами… Не расспрашивай меня, пожалуйста, о моей прошлой жизни. Мне все время хочется тебе что-то рассказать, а нельзя. Лучше расскажи мне сама что-нибудь.
– Что?
– Как ты подружилась с первыми лицами королевства. Это должно быть весело.
– Почему ты так решил?
– Король Шеллар такой смешной…
– Нечего над ним смеяться, – укоризненно перебила его Ольга. – Он хороший.
– Конечно, хороший, кто же спорит. Но и смешной тоже, особенно когда садится в кресло… Ага, хихикаешь? Сама, наверно, замечала, как он складывается и раскладывается.
– Не смейся. Я не хочу. Может, тебе это непонятно… Над тобой когда-нибудь смеялись? Просто так – за длинный нос, за дурацкую прическу, за те же уши…
– Я понял, – усмехнулся Кантор, хотя такие проблемы ему всегда было трудно понять – уж что-что, а его внешность никакими недостатками не страдала. – Нет, конечно. Я всегда был симпатичным парнем, и, чтобы найти какой-то недостаток, приходилось уж очень постараться. Правда, однажды надо мной пытались посмеяться по поводу того, что я незаконнорожденный. Я засмеялся в ответ и сказал: «Да, я ублюдок, и я себя обожаю. Мне нравится быть ублюдком. А вы можете идти на два пальца с вашими претензиями».
– И показал им эти самые два пальца, – со смехом добавила Ольга.
– Ну да.
– Я смотрю, у тебя универсальный метод на все случаи жизни. И они пошли?
– Нет, конечно. С тех пор у меня этот шрам. Я же говорил, что метод опасный.
– Диего! Ну что ты делаешь?
– Ласкаю твою грудь. Тебе это неприятно?
– Я же завожусь!
– Ну и прекрасно. Наконец-то.
– Я сейчас начну к тебе бесстыже приставать, тогда будешь знать!
– Начинай скорей.
– Ты что, серьезно? А как же твоя голова?
– При чем тут голова? Главное – не отрывать ее от подушки, а так она не мешает. Опусти руку ниже… Еще.
– Ну ничего себе! Больной называется!
– Такие мы, горячие мистралийские парни.
– А как у тебя получается… в таком состоянии?
– Я по тебе с ума схожу. В любом состоянии. У тебя что, под халатом ничего нет?
– А что там должно быть?
– Восхитительно! Тут не то что больной, мертвый не устоит!
– Интересно, а как ты собираешься это делать, не отрывая голову от подушки? Я на тебя не полезу, у меня сил не хватит. На этаж-то еле спустилась.
Кантор тихо засмеялся:
– Это мелочи. Нужно только немного фантазии.
– Ну что с ним? – спросила доктор Кинг, выжидающе глядя на Амарго.
– Да все в порядке, с чего ты так раскричалась? Я его довел до хижины, и он спокойно спит. Стоило учинять такой скандал?
Он повесил куртку в шкаф, сложил в ящик стола ремень и оружие и стал натягивать потрепанную мантию.
– Конечно, стоило! – возмутилась доктор. – Он что, полный идиот? У него могло быть кровоизлияние в мозг! Ты знаешь, как повышается давление при…
– Знаю, – перебил ее Амарго. – Может, он не знал. Он, вообще-то, человек, далекий от науки. Но ничего же не случилось. Человек спокойно спал себе после приятно проведенного времени, и вдруг его будят пинками и воплями о том, что он идиот, придурок и сексуальный маньяк… Выходи, я закрою дверь… И девушку перепугала насмерть, она теперь будет переживать, не случилось ли с ним чего. Ее-то зачем было будить? Я едва успел выскочить за дверь. А если б она меня увидела?
– Ладно, пошли, – проворчала доктор, посматривая на собеседника.
В потрепанной мантии и шапочке грозный командир превратился в скромного алхимика, человека пожилого, небогатого и преданного науке. Его неплохо знали в городе, чудаковатого старичка мэтра Альберто, мистралийского эмигранта, которого доктор Кинг приютила в своем полуподвале из благотворительности и все той же преданности науке. Злые языки утверждали, что не только, но мало ли что расскажут об одинокой женщине, имеющей ребенка неизвестно от кого.
– К тебе или в кабинет? – уточнил Амарго.
– Как же, ко мне! Четыре утра. Увидят, когда будешь выходить, и опять будет разговоров на неделю. В кабинет.
Амарго вздохнул и последовал за Стеллой. Логики в ее рассуждениях он не нашел, но спорить не хотелось. Какая разница, откуда выходить? Почему, если выйти из ее комнаты, все решат, что он ее любовник, а если из кабинета – в пять утра! – то не решат?
– Стелла, – начал он, – ну почему мы должны непременно прятаться? Пусть себе все знают, что мэтр Альберто – твой любовник, и успокоятся на этом.
– Еще чего! – возмутилась доктор. – Не хватало! Ты помнишь, сколько лет мэтру Альберто? Посмотри на себя в зеркало в этой мантии! Ты выглядишь как минимум на шестьдесят!
– Ну, положим, не на шестьдесят… Да мне и так, в общем-то, не двадцать. И даже не тридцать.
– Даже не сорок, – проворчала Стелла.
– А кроме возраста мэтра Альберто, что тебя смущает? Все равно ведь все знают.
– Отстань. И помолчи пока. Услышит кто-нибудь.