Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не, это не от нас. — Пасечник встал сначала на карачки, а потом на ноги. Повел кривым носом, снова становясь похожим на вменяемого человека. — Из воды пахнет.
Женя подошел к борту и, упершись ладонями, нагнулся.
— Точно, разит, — распрямляясь, констатировал он. — Цистерна прохудиться не могла?
Я уже начал осторожно спускаться по лестнице, но после этих слов замер.
С Пасечником что-то произошло, и я даже не сразу понял, что именно. Сначала из взгляда ушла пьяная муть. Потом пальцы на руках хрустнули, сжались в кулаки. Лицо побагровело, сравнявшись по тону с рожей Жени.
— Она не прохудилась, — зверея, прошипел он. — Это Серебрянский…
— Что Серебрянский? — не понял Женя. Было видно, что поведение Пасечника его всерьез обеспокоило. — Отец, что Серебрянский-то?
— Вечером спирт сливал и кран не закрыл. — В голос Пасечника добавились истерические нотки. Он, не глядя, взял со столика так и не потушенную лампу и шагнул к борту. Выдавил: — Шысят четыре тонны.
— Пятьдесят, вообще-то… — начал Алексей, но осекся.
— Э, э, отец! — Женя двинулся в сторону вставшего, как монумент, Пасечника. — Ну, не кипятись, сейчас пойдем и закроем крантик. Чего завелся?
— Стоп. В рог дам, — тихо сказал тот, таращась на водную гладь с решимостью одержимого. Женя остановился. — Когда улей разоряют, выжившие пчелы мстят.
— Кому? — закатил глаза Алексей, приподнимаясь с матраса. Видимо, его тоже напрягла ситуация. — Кому ты мстить собрался, шмель?
— Всем, — выдохнул Пасечник.
Я уже догадывался, что сейчас произойдет. Вокруг — насыщенный водно-спиртовой раствор. Если этот упырь бросит туда лампу с горящим фитилем — полыхнет все. За ночь полцистерны, поди, вылилось.
Ждать больше нельзя…
Я разжал пальцы и прыгнул.
Брызги разлетелись во все стороны.
Приземлился неудачно. Устоять на ногах не получилось. Меня повело, и я плюхнулся в воду, хлебнув сразу носом и ртом. От убийственного спиртового привкуса едва не вырвало.
Отхаркиваясь и мотая головой, кое-как сумел подняться. Ботинки почти полностью ушли в вязкое дно.
Пасечник так и стоял памятником с занесенной рукой, в которой подрагивал язычок пламени.
Оглядываясь, я выдрал одну ногу, затем вторую. И почапал к противоположному берегу. Намокшая одежда тянула вниз, каждый шаг давался с трудом, каждый метр приходилось буквально выгрызать у этой равнодушной водной глади. Очень хотелось перейти на бег, но остатки здравого смысла не позволяли этого сделать. Бежать нельзя. Снова упаду и потеряю драгоценные секунды.
Казалось, что прошла вечность, прежде чем, я услышал сзади громкий хлопок.
Этот кретин все-таки бросил спиртовку!
Тело рефлекторно рванулось вперед, подальше от вспыхнувшей воды.
Следующее мгновение растянулось, словно резиновое. Мышцы напрягались и расслаблялись, работали, качали энергию, воздух врывался в легкие и обжигал их, глаза застилала серая пелена.
«Вот сейчас, — билось в голове, — вот, вот сейчас загорюсь…»
Сообразить, что не загорелся, удалось только, когда выбрался на берег и вскарабкался по скользкому склону. Но окончательного понимания, что повезло, еще не было.
Оскальзываясь и падая в грязь, я добежал до полуразрушенной будки обходчиков и только здесь притормозил, чтобы отдышаться. Облокотился на осыпающуюся под ладонью штукатурку. Обернулся.
В светлеющей утренней мгле полыхающее пятно вокруг цистерны и вагона-платформы выглядело инфернально. Синеватые всполохи плясали на воде, прыгая на полузатопленные колеса, рессоры, сцепы. Нижняя часть цистерны тоже горела. Пятно неторопливо расползалось, кое-где от него отделялись призрачные островки пламени.
Троица уже покинула свое пристанище. Мужики размахивали руками на противоположном берегу, о чем-то споря.
«Шысят четыре тонны», — всплыло в памяти.
Гори, нечаянная радость алкоголиков, гори.
Я сплюнул и отвернулся. На скорую руку отжал шмотки и пошел прочь от затопленных путей. Прямо через заросли, не разбирая дороги, понимая, что ломиться напрямки опасно. Но тревога уже полностью вступила в свои права и прочно засела мерзлым комом в груди.
Слева, между ветвями, мелькнула гофрированная жесть. Ангар? Забор? Может быть.
Опять заросли, заросли…
Я уже не шел, я бежал трусцой, лишь иногда переходя на шаг, чтобы не выдохнуться окончательно.
Наверное, это глупо торопиться, когда уже прошло три дня, и могло случиться все, что угодно. Наверное. Но я не мог ничего с собой поделать. Страх за единственного оставшегося у меня близкого человека гнал вперед.
Вылетев из надоевших зарослей на дорогу, я споткнулся о бордюр и чуть не врезался в стоявший посреди проезжей части пикап. В последний момент успел затормозить.
Я обошел машину, перебрался через спутанные провода, сорванные с фонарных столбов упавшим неподалеку деревом, и потрусил дальше, вдоль пятиэтажки.
Возле одного из подъездов стояла компания — человек пять. Когда поравнялся с ними, один из подростков окликнул меня, но я не стал останавливаться. Либо помощи начнут просить, либо прибьют и оберут.
В спину ударилось обидное проклятие, но за мной никто не погнался.
Добежав до конца дома, я огляделся и узнал место. Дальше — автомойка и кафе на Третьем транспортном. Мы тут однажды с Борисом останавливались и пили кофе, пока его «аудюху» мыли.
Как же давно это было! Тогда, все было проще — не так, как теперь. Или так?..
А, не важно. Сейчас главное — добраться до Арбата и найти Элю. Перейду кольцо, двину до Шаболовки, а там уже и до центра не далеко.
Скорее! Столько времени потеряно…
Я снова побежал. Ритмично замелькали носки ботинок. Пришлось поднять голову, чтобы не смотреть на это мельтешение — и без того тошнит.
Тропинка, по которой я двигался к мойке и Третьему транспортному, сильно заросла. С обеих сторон над ней нависал высокий кустарник, образуя сумрачную галерею. Асфальт растрескался, через него пробивалась трава, там и тут чернели земляные кочки, поросшие подорожником.
С диким мрррявом из-под ног метнулся кошак, заставив вздрогнуть и шарахнуться в сторону. Зверь прошелестел по кустам и стрелой взлетел на дерево. Следом моментально вскочил еще один.
— Брысь! — запоздало рявкнул я, чтобы хоть как-то разрядиться.
Коты отозвались шипением. Дикие какие-то.
Я побежал дальше. Конца тропинки все еще не было видно. То ли с местом обознался, то ли из-за этих вездесущих зарослей казалось, что расстояния совсем другие…
На Третье кольцо я выскочил так неожиданно, что в первый момент едва не ослеп от золотистого свечения, разрезавшего автостраду пополам, по разделительной полосе. Полупрозрачная янтарная пелена подрагивала метрах в двадцати от меня. На самом деле она была не очень яркая, просто после полумрака затененной тропинки даже этот мягкий свет сильно ударил по глазам.