смерти жены он совсем замкнулся. Племянница и племянник чувствовали себя виноватыми потому, что не ухаживали за дядей в последние месяцы его жизни, но тут сыграли роль старые конфликты. Со временем Харальд Олесен стал для них практически чужим человеком, и они почти не испытывали к нему родственных чувств. Они, конечно, звонили ему по телефону; он говорил с ними сухо и отстраненно. Да, вполне возможно, что последние несколько месяцев жизни он был чем-то встревожен, но они понятия не имели, о чем может идти речь. Ни о каком его внебрачном сыне они не знали. Прозвище Оленья Нога оба услышали от меня впервые, хотя и не нашли в том ничего странного. Харальд Олесен неохотно рассказывал о своих военных подвигах даже их отцу, своему брату, когда тот был жив.

Все звучало вполне правдоподобно. Я отпустил Олесенов, пообещав держать их в курсе дела.

Оставшиеся допросы прошли гораздо быстрее. Даррел Уильямс наблюдал за происходящим из заднего ряда с сардонической улыбкой. Усмехнувшись, он заметил, что не припомнит столь драматического оглашения завещания, а происходящее назвал «самым любопытным зрелищем» за пределами США. Для него исход дела стал неожиданным. Учитывая реакцию присутствовавших, он инстинктивно встал на сторону красивой молодой дамы. Андреас Гюллестад придерживался того же мнения, когда я спросил его о реакции Олесенов и Кристиана Лунда. Но его сочувствие всецело принадлежало фру Хансен. Он считал, что она получила заслуженную награду после стольких лет тягот и нищеты. И Даррел Уильямс, и Андреас Гюллестад заявили, что понятия не имели о семейных отношениях Харальда Олесена, в том числе о том, что Кристиан Лунд — его сын.

Сама жена сторожа два часа спустя так и не оправилась до конца от потрясения. Она не могла привыкнуть к мысли о неожиданно свалившемся на нее богатстве. То и дело спрашивала, правда ли она получит деньги. Следом за Рённингом-младшим я терпеливо повторял: ее право на наследство сомнений не вызывает, кому бы ни досталось остальное. Если Кристиан Лунд выиграет дело, он получит львиную долю имущества, но ее сто тысяч крон все равно достанутся ей. Фру Хансен извинилась, потому что не заметила, как вели себя остальные в зале. Но, судя по всему, наверное, справедливо, что деньги завещаны Саре Сундквист, хотя она и не понимает почему.

Я откровенно признался, что и сам пока этого не понимаю. В завершение беседы я поздравил ее с наследством, которое тоже считал вполне заслуженной наградой.

Я тихо улыбнулся про себя, наблюдая, как жена сторожа проходит мимо окна в своем вытертом сером пальто. Неожиданно меня поразила ее походка. Раньше она ступала тяжело, а сейчас только что не летела… Я с радостью представлял, как она вернется сюда со своей красной сберегательной книжечкой, и вскоре на ее счете будет уже не сорок восемь, а сто тысяч сорок восемь крон! Хотя смерть и особенно убийство радостными событиями не назовешь, кое-что хорошее все-таки получилось: в результате осчастливлен один достойный человек.

Пришлось признать, что других поводов для радости у меня нет. Я узнал массу новых сведений, но ответов на свои вопросы по-прежнему не получил. Вернувшись на работу, я быстро набрал номер Патриции. Как только Патриция узнала, кто получил львиную долю наследства, она попросила меня немедленно приехать к ней.

4

— Итак, я по-прежнему не знаю, кто убийца, но догадываюсь, кто скрывается за буквой «Е».

Было без двадцати пяти шесть. Мне пришлось размышлять над делом дольше, чем Патриции, которая только что выслушала мой рассказ об оглашении завещания; я в очередной раз приуныл, поняв, что она тем не менее по-прежнему находится на шаг впереди меня.

— Тут нет ничего сложного. Я считаю, что буквой «Е» Олесен обозначал Сару Сундквист. Е. обозначает «еврейский ребенок» или «еврейка».

Я ответил, что и сам догадался об этом; кроме того, пришел к выводу, что такой буквой Олесен, скорее всего, закодировал последнее слово.

— Для нас сейчас гораздо интереснее другое. Судя по всему, именно она и была той грудной девочкой, которая вместе с родителями пряталась в квартире Хансенов до того дня, когда в феврале сорок четвертого за ними пришел Харальд Олесен. До тех пор все более или менее понятно. Но что случилось после того, как их увезли, и до того дня, как ее передали в шведское бюро по усыновлению? Эта историческая загадка становится одной из главных трудностей следствия.

Я не мог с этим не согласиться. Раньше я не задумывался о судьбе Сары Сундквист, но после того, как о ней упомянула Патриция, все встало на свои места. Патриция же продолжала:

— Итак, кто может нам помочь? По-моему, тебе стоит послать телеграмму твоим шведским коллегам и попросить прояснить обстоятельства, связанные с удочерением Сары Сундквист. Если она прибыла в Швецию во время войны как беженка из Норвегии, кто-то должен был так или иначе переправить ее через границу. А факт перехода границы должны были зафиксировать шведские власти.

После того, что произошло сегодня, предложение Патриции казалось не лишенным смысла.

— В остальном самое любопытное, связанное с сегодняшней реакцией Сары Сундквист, — ее добровольное признание, что она не убивала Харальда Олесена. Еще вчера ее слова не вызвали бы моего интереса, но сегодня все считают убийцей Конрада Енсена!

С этим мне тоже пришлось согласиться. А еще я невольно задался вопросом, сознательно или бессознательно я постарался забыть о неприятном для меня факте.

— Конечно, она, наверное, была в шоке, но то, что она сказала тебе позже, не в такой удручающей обстановке, свидетельствует о ее неверии в то, что Харальда Олесена убил Конрад Енсен. В таком случае вариантов всего два: либо Олесена убила она сама, либо кого-то подозревает, но не хочет делиться своими подозрениями. Пока нам придется оставить оба предположения.

Я согласился с Патрицией, пусть и нехотя. Душа противилась тому, что Сара Сундквист могла оказаться хладнокровной убийцей, но разум настаивал: придется рассмотреть и эту версию.

— Что же касается Лундов, здесь почти нечего больше узнавать, как и об Андреасе Гюллестаде и жене сторожа. Однако сегодняшние события подтверждают мои подозрения относительно Даррела Уильямса и Олесенов.

Я бросил на нее озадаченный взгляд — и явно не сумел скрыть удивление.

— Конечно, все может оказаться совпадением, но реакция племянницы и племянника, а также то, что они говорили о дяде, замечательно совпадает с хронологической точки зрения, если… — Патриция замолчала и выжидательно посмотрела на меня.

Я выразительно пожал плечами, но вскоре не выдержал:

— Понятия не имею, о чем ты. О какой хронологии ты говоришь?