Я его игнорирую. Вдали, над лысиной Артрада, мое внимание привлекает какой-то объект — серебристый автомобиль.

Машина выглядит непримечательно, но едет как-то слишком ровно, катится так, словно руль кто-то заблокировал. Интересно, то, что она едет по дороге, ведущей к нашему причалу, — это просто совпадение?

— Быстрее! — ору я и бью по стеклу кулаком.

Артрад, раскрасневшийся и потный, встает, уперев руки в боки.

— Их привязали давным-давно, понимаешь? Тут не обойтись без…

Машина почти на полной скорости заезжает на тротуар в конце улицы, с хрустом цепляя за него днищем, и летит на стоянку у причала.

— Действуй! ДАВАЙ!

Маска невозмутимости спадает; я распространяю панику, словно радиоактивное излучение. Артрад, сбитый с толку, вприпрыжку бежит к другому борту и, добравшись до кормы, падает на колени и начинает отвязывать последний полусгнивший швартов.

Слева от меня река, справа — гора искореженной трухлявой древесины и две тонны металла, несущиеся на меня на полной скорости. Если лодка сейчас же не сдвинется с места, автомобиль припаркуется прямо на ней.

Машина прыгает по огромной стоянке. Моя голова словно ватой набита. Вибрация мотора передается на штурвал, и от этого руки у меня уже онемели. Сердце бешено колотится.

Вдруг в голову приходит одна мысль.

Я хватаю со стола мобильник и, вытащив из него сим-карту, выбрасываю в окно. С негромким плеском телефон падает в воду. Я чувствую себя так, словно с моей спины сползает мишень.

В окне то появляется, то пропадает голова Артрада: он отвязывает последний швартов и не видит, как по пустой стоянке, взметая в воздух мусор и не уклоняясь от курса ни на дюйм, мчит серебряный автомобиль. Пластмассовый бампер царапает бетон, а затем отваливается: перелетев через тротуар, машина выезжает на деревянный причал.

Мобильник ушел на дно, но слишком поздно: дьявол меня нашел.

Я уже слышу, как шуршат шины по гнилым доскам причала. До нас пятьдесят ярдов. Артрад встревоженно поднимает голову. Согнувшись в три погибели, он сидит у борта; руки в грязи от древнего каната.

— Не оглядывайся, работай! — кричу я Артраду и, схватив рычаг, снимаю плавучий дом с нейтральной передачи и включаю задний ход. Готово. Но газ пока не даю.

Сорок ярдов.

Можно спрыгнуть с лодки — но что потом? Здесь моя еда, вода, здесь мой деревенский дурачок.

Тридцать ярдов.

Это конец света, приятель.

Двадцать ярдов.

К черту швартов. Я даю газ, и плавучий дом кренится вперед. Артрад что-то кричит, слов не разобрать. На пол падает еще один карандаш, а за ним — тарелки, бумаги и кофейная кружка. Аккуратная груда дров рядом с буржуйкой рушится.

Десять ярдов.

Двигатели ревут. Сияя в солнечных лучах, покрытая шрамами серебряная ракета взмывает в воздух и, не долетев до нас всего нескольких футов, падает в воду. Белые брызги летят через открытое окно прямо мне в лицо.

Все кончено.

Я сбрасываю газ, но не снимаю рычаг с передачи, а затем мчу на палубу — на нос, как говорится. Туда же плетется посеревший от страха Артрад. Мы вместе смотрим на автомобиль, уплывая потихоньку задним ходом от конца света.

Серебряная машина быстро погружается, она уже наполовину ушла под воду. На переднем сиденье, привалившись к рулю, сидит мужчина. Напротив него на лобовом стекле алая паутина трещинок — наверное, именно там водитель ударился головой. Рядом с ним, на пассажирском сиденье, длинноволосая женщина.

И тут я вижу то, что не хотел увидеть, не просил, чтобы мне показывали, то, что навечно останется в моей душе — словно сосулька, которая никогда не растает.

Две ладошки, белые как снег, — они прижимаются к тонированному заднему стеклу, толкают его…

Толкают изо всех сил.

Серебристая машина уходит под воду.

— Нет! — Артрад падает на колени. — Нет!

Неуклюжий человек закрывает лицо руками. Его тело содрогается от рыданий, по лицу текут слезы и сопли.

Я отступаю в сторону кабины, опираюсь о притолоку. Мне сложно разобраться в своих ощущениях, но я понимаю, что изменился.

Вечереет. Над городом поднимается дым. Внезапно мне становится ясно, что мы должны убраться отсюда, пока не прибыло что-то более страшное.

Артрад хватает меня за руку: его ладони покрыты грязью, залиты водой и слезами.

— Ты знал, что так случится? — всхлипывает он.

— Прекрати рыдать, — отрезаю я.

— Почему, почему ты никому не сказал? А как же твоя мама?

— А что с ней?

— Ты даже маму не предупредил?

— С ней ничего не случится.

— Нет, случится! Тебе-то только семнадцать, а у меня двое детей. Они могут пострадать!

— А почему я никогда их не видел?

— Они живут с моей бывшей. Я бы мог их предупредить, сказать о том, что им грозит! Шпион, люди погибли — погибли! Черт побери, в машине была семья с малышом! О боже ты мой. Да что ты за человек такой?

— Хватит рыдать. Все идет по плану, понятно? Будь у тебя хоть капля ума, ты бы сразу во все врубился. Но мозгов у тебя нет, поэтому слушай меня.

— Да, но…

— Слушайся меня, и все будет хорошо. Мы поможем людям, найдем твоих детей.

— Это невозможно…

Я обрываю его на полуслове. Онемение уходит, и ему на смену приходит ярость — частица былого огня.

— Разве я не предупреждал, чтобы ты не говорил этих слов?

— Извини.

— Для меня ничего невозможного нет.

— Но как мы это сделаем? Как найдем детей?

— Артрад, мы выжили не случайно. Этот монстр, эта вещь — он сделал свой ход, понимаешь? Он уничтожает людей с помощью машин, но мы-то уже ученые. Мы поможем другим, спасем всех бедных овечек — а они нас отблагодарят. Черт побери, да они молиться на нас будут! Все идет по плану.

Артрад отворачивается: ясно, что он не верит ни единому слову. И похоже, ему есть что сказать.

— Ну, что? Давай выкладывай, — говорю я.

— Прощу прощения, конечно, но ты не из тех, кто заботится о других. Пойми меня правильно…

Вот оно, в самую точку: я невысокого мнения о людях. Более того, я почти о них не думаю. Но у меня из головы не идут белые ладошки. У меня такое чувство, что их я не скоро забуду.

— Артрад, ты просто не знаешь, какой я великодушный. Поверь, я все учел. Вот увидишь. Мы выжили, а это неспроста. И теперь у нас с тобой есть цель — поквитаться с монстром. Мы отомстим ему. Так что встань во весь рост и иди в бой.