— Когда-то меня звали Сара Два, — сказала она Саре Бледшо; вот только Робу Джею послышалось, что она произнесла «Сара, да».

Сара совершенно не умела пить. Она закашлялась, попытавшись проглотить треть стакана виски, который дал ей Роб, и крепко сжала губы, когда он плеснул туда еще немного, так что получилось полстакана. Он хотел, чтобы она успокоилась и не так остро ощущала боль, но оставалась в сознании и здравом уме. Пока они ждали, когда виски подействует, он расставил вокруг стола свечи и зажег их, несмотря на летнюю жару, поскольку в хижине царил полумрак. Когда они раздели Сару, он заметил, что ее тело покраснело от тщательного мытья. Ее тощие ягодицы были маленькими, как у ребенка, а бедра с синеватой кожей казались впалыми от истощения. Она поморщилась, когда он ввел катетер и наполнил мочевой пузырь водой. Он показал Маква-икве, как нужно согнуть колени пациентки, и смазал литотриптор чистым салом, стараясь не запачкать жиром крошечные щипчики, которыми нужно будет схватить камни. Женщина ахнула, когда он ввел инструмент ей в уретру.

— Я знаю, что это больно, Сара. Боль при введении появляется всегда, но… Вот так. Теперь будет легче.

Она привыкла к куда более сильной боли и потому перестала стонать, но он все равно волновался. Прошло уже несколько лет с тех пор, как он в последний раз зондировал мочевой пузырь, да и то — под внимательным взглядом человека, несомненно, являвшегося одним из лучших хирургов в мире. Накануне он долгие часы тренировался с литотриптором, схватывая изюминки и мелкие камешки в бочонке с водой, поднимая орехи и разламывая их скорлупу, занимаясь всем этим с закрытыми глазами. Но совсем другое дело — искать на ощупь в хрупком мочевом пузыре живого человека, понимая, что если ткнешь инструментом в стенку пузыря или сомкнешь щипцы на складке ткани, а не на камне, то это может привести к разрыву, в результате чего в организм попадет инфекция и пациентка умрет ужасной смертью.

Поскольку от глаз не было никакого толку, он закрыл их и стал медленно и осторожно двигать литотриптором, — все его существо словно превратилось в один-единственный нерв, расположенный на кончике инструмента. Вот он чего-то коснулся. Он открыл глаза и вонзился взглядом в пах и нижнюю часть живота женщины, жалея, что не может видеть сквозь его стенки.

Маква-иква наблюдала за движениями его рук, внимательно всматривалась в его лицо, стараясь не пропустить ни малейшей подробности. Он отмахнулся от надоедливой мухи, а затем уже не обращал внимания ни на что, кроме пациентки, стоящей перед ним задачи и литотриптора в руке. Камень… Господи, он сразу понял, какой тот огромный! Возможно, размером с большой палец, прикинул Роб, медленно и осторожно орудуя литотриптором.

Чтобы определить, удастся ли сдвинуть камень, врач сжал его щипцами литотриптора, но стоило ему только потянуть инструмент на себя, как лежащая на столе женщина пронзительно закричала.

— Сара, я держу самый большой камень, — спокойно сообщил он. — Он слишком велик, чтобы выйти целиком, так что я попытаюсь разломать его. — Еще не закончив предложение, он сдвинул пальцы к ручке винта на кончике литотриптора. С каждым поворотом винта напряженность Роба Джея росла, ведь, если камень не расколется, перспективы женщины были весьма пессимистичными. Но, к счастью, после очередного поворота ручки раздался тихий хруст, похожий на тот, который раздается, если наступить каблуком на черепок глиняного горшка.

Роб разломал камень на три кусочка. Хотя он действовал чрезвычайно осторожно, удаляя первый осколок, он причинил пациентке боль. Маква-иква намочила тряпочку и вытерла потное лицо Сары. Роб протянул руку, разжал ей пальцы, отгибая их один за другим, словно лепестки, и положил в ее белую ладонь уродливый черно-коричневый катышек. Средняя часть была гладкой; овальной формы, но остальные две оказались неровными и покрытыми маленькими шипами. Когда на ладони у Сары уже лежали все три камешка, Роб ввел катетер и ополоснул пузырь, и оттуда вышло много кристалликов, отколовшихся от камня, когда он раздавил его.

Пациентка была измучена.

— На сегодня достаточно, — решил он. — У вас в пузыре есть еще один камень, но он маленький и его наверняка легко удалить. Мы сделаем это в другой раз.

Меньше чем через час у нее резко поднялась температура — достаточно распространенное последствие любого хирургического вмешательства. Они заставили ее выпить много жидкости, в том числе эффективный чай из ивовой коры, приготовленный Маква-иквой.

На следующее утро ее все еще немного лихорадило, но они смогли отвезти ее домой. Роб понимал, что у нее болит все тело, но она пережила тряскую поездку без единой жалобы.

Глаза у нее по-прежнему лихорадочно блестели, но в них появился и другой свет, и Роб сумел распознать в нем надежду.

Несколько дней спустя, когда Ник Холден пригласил его снова поучаствовать в охоте на самочек, Роб Джей, поколебавшись, согласился. На сей раз они сели на пароход, идущий вверх по течению, в город Декстер, где в таверне их ждали две сестры по фамилии Ла Саль. Хотя Ник расписал их достоинства в плутоватой мужской манере (то есть значительно приукрасив действительность), Роб Джей сразу понял, что они просто уставшие шлюхи. Ник выбрал Полли, которая была моложе и привлекательнее, Робу досталась стареющая женщина с горьким взглядом и верхней губой, на которой даже толстый слой затвердевшей рисовой пудры не мог скрыть темные усики — Лидию. Лидия искренне обиделась на то, что Роб Джей так настоял на использовании мыла и воды, а еще — Старого Рогача, но она выполнила свою часть сделки со сноровкой настоящей профессионалки. Той ночью он лежал рядом с ней в комнате, где витали специфические запахи — призраки предыдущих оплаченных страстей, и спрашивал себя, что он здесь делает. Из соседней комнаты неожиданно донеслись сердитые голоса, звук пощечины, хриплый женский крик, ужасный, но не допускающий двойного толкования глухой стук.

— Господи! — Роб Джей стукнул кулаком в тонкую стену. — Ник! Все в порядке?

— Все тип-топ. Черт, Коул, может, поспишь, а? Или займись чем-нибудь. Понял? — откликнулся Холден; его голос охрип от виски и раздражения.

На следующее утро, за завтраком, Роб заметил, что левая щека у Полли покраснела и опухла. Ник, должно быть, очень хорошо заплатил ей за перенесенные побои, потому что, когда они прощались, она не высказала никакого неудовольствия.

Но когда они сели на пароход, отправляясь домой, то оба поняли, что происшедшее необходимо обсудить. Ник положил ладонь на руку Робу и сказал:

— Иногда женщине хочется грубостей, разве ты не знал, старина? Она буквально умоляет об этом, а как получит, то начинает течь.

Роб молча смотрел на него, понимая, что больше в «охоте на самочек» участвовать не будет. Ник убрал руку и заговорил о приближающихся выборах.

Он рассказал Робу, что решил баллотироваться на государственную должность — представлять их район в законодательном органе. И добавил, что количество голосов в его поддержку значительно вырастет, если доктор Коул станет советовать людям голосовать за его хорошего друга всякий раз, когда будет приходить к ним по вызову.