Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я обошёл трон, оглядывая зал внимательнее.
Позади к стене прижималась лестница, уводила на балкон второго этажа… Крепкие дубовые ступени, перила. Но всё это тоже было сгнившее до того, как возникла иллюзия.
— Бездна — то, от чего нельзя уйти, — Эзекаил встал, — А знаешь, в чём ирония?
Мне очень надо было, чтобы ангел продолжал говорить. Я не представлял, как справиться с противником, который силой мысли создаёт такие миражи.
Силён он или нет, а тысячи лет заточения должны как-то сказаться на психике. Ему наверняка хочется поболтать.
— И в чём же? — спросил я.
— Никто не знает, как возник Регнум, — падший пошёл ко мне, — Есть несколько верований, и ты о них, наверняка, слышал.
Я кивнул.
Эзекаил отвёл клинок в сторону и ввёл его в стол. Лезвие проходило через столешницу, через блюда, через запечённых гусей, будто призрачное. Ангел приближался.
— Даже в Тенебре думают по-своему.
Я отступил к лестнице. Тронул перила. Массивные, надёжные… Так подсказывали пальцы, а вот стихия думала по-другому. «Где перила?» — спрашивала меня стихия.
Ну же, Белиар. Беляш, Бельчонок!!!
Дрыхнет, сволочь!
Если подниматься по лестнице, я полностью окажусь под властью этого сумасшедшего, отдам свои чувства ему под контроль.
— Каэль и Аваддон, — вдруг сказал Эзекаил, вытянув меч из стола. Он был уже возле трона.
— К чему ты это? — раздражённо спросил я.
Манера ангела вести беседу сбивала меня с толку. То одна тема, то другая.
— Инфериор был раем для них. Рабов вокруг, что грязи, слуги всегда были у их ног. Верные воины готовы были отдать жизнь за своих господ. А прекрасные женщины всегда восхищались ими…
Я отошёл от лестницы, оценивающе оглядывая каменную кладку. В принципе, если постараться, можно заскочить на второй этаж по стене.
— Но один из братьев захотел большего, — Эзекаил пронзил трон клинком. Тот проходил, как сквозь мираж.
Тут только я сообразил, о чём он говорит. Об этих двух братьях…
У меня мурашки пробежали по коже.
Каэль? Бог, который сидит над этим Орденом?
Каков шанс, что в древности был другой Каэль?
— Он хотел свободы. Он не хотел подчиняться Небу, он хотел быть над Небом.
Ангел говорил и говорил. Тут я был прав: Эзекаилу очень хотелось выговориться.
Каэль и Аваддон, по его версии, были первыми людьми. Но при этом сидели в этой крепости, которая защищала их от врагов.
На вопрос, что это были за враги, ангел ответил в своём репертуаре: «А это имеет смысл?»
Я уже привык, что не надо искать логику в вере, и слушал дальше. Одновременно мои пальцы ощупывали кладку за спиной, сканируя стены замка. Если есть слабые места или потайные ходы, это мне поможет.
А ещё надо бы разбудить Белиара…
Каэль всё время просил у Неба открыть ему правду, требовал истину. Он проводил на крыше крепости, у главного алтаря, дни и недели.
Аваддон же наслаждался жизнью. К нему в крепость не иссякал поток из слуг с вином и яствами, самые красивые женщины возлегали с ним по собственному желанию, а звери пели ему хвалебные песни.
Иногда он поднимался наверх, желая пригласить брата к радостям жизни. Но вид голого, облепленного женщинами, Аваддона лишь раздражал Каэля.
Он погружался в молитвы, открывая тайны мироздания. Он постигал отмеренное Небом, и даже больше. Основы мироздания, беседы с высшими силами, тайны творения — Каэль был и тут, и там одновременно.
А тут приходил похотливый пропойца, потрясал кубком с вином и мужским достоинством, и вещал: «Брат, я жду тебя!» И стоны женщин, с которыми Аваддон совокуплялся прямо у алтаря, где смиренно стоял на коленях Каэль.
Именно тогда открылась Каэлю и Бездна. Нет, она не овладела им, он был чист сердцем. Но, быть может, она всё же тронула его душу.
И раздражение начало расти…
Каэль понял, что не сможет достичь высот, и вырваться из плена Инфериора, когда его тянут вниз.
В один из таких дней, когда Аваддон опять заснул рядом с алтарём, отвлекая своим разнузданным видом… Каэль убил его.
Потом он понял, что совершил, и долго пытался у Неба выпросить прощения, стирая колени перед алтарём.
— Так он выпросил его? — спросил я.
Голос ангела уже чуть отдавал хрипотцой. Давно он так много не говорил.
— Мне неизвестно, — Эзекаил покачал головой, — Всё это я прочёл здесь, на стенах этого замка. После убийства летопись прекратилась.
— Это тот же Каэль, что и сверху? — я поднял глаза.
— А разве может быть по-другому?
Поняв, что враг выговорился, я чуть согнул колени. Мечом биться особо не умею, в ближнюю схватку вступать нельзя.
Ощутить землю под ногами противника. Какой твёрдый камень, с трудом поддаётся.
— Это мой мир, — рявкнул Эзекаил и рванулся ко мне.
Я успел подставить лезвие, но ангел провернул свой меч, едва не взрезав мне предплечье. Пришлось отпустить, и мой клинок, свистнув, улетел вверх, и воткнулся в балку на втором этаже, издевательски поблёскивая концом рукояти.
Обезоруженный, я отскочил назад, к трону. Эзекаил, усмехнувшись, посмотрел наверх, потом грациозно взмахнул клинком, изображая какую-то стойку.
— Это детский приём, сильная воля, — в его глазах проснулся совсем не сумасшедший задор, — Грешно в Инфериоре не владеть мечом.
Я стал накачивать энергию земли, оглядываясь на замурованный выход. А смогу ли я выбить иллюзорную дверь?
— Мне недоступны материнские стихии, — сокрушённо покачал головой падший, — Но стихия духа, если ей овладеть в совершенстве, способна на многое.
Его намёк был понятен. Вся эта иллюзия вокруг — проявление стихии духа.
Белиар, мать твою поднёбную! Просыпайся!
Накачав спираль, я побежал к двери. Эзекаил так и остался стоять возле стены, с интересом наблюдая.
Выставив руку, я послал земную волну. Человеческая мера неплохо так шарахнула — грохот, кирпичи вырвало из своих гнёзд, расширяя проход. На миг всё закрыла пыль…
Я прыгнул вперёд, в вихрящиеся клубы грязи, но… воткнулся в твёрдую поверхность. Оттолкнувшись, я приземлился на корточки, и ошарашенно посмотрел на препятствие.
Выход всё так же закрывала двойная дверь, только теперь она была гораздо больше. Я увеличил проём, а Эзекаил увеличил створки. Гениально.
Я покрутил головой. Стены не пробить, слишком толстые. Если и пробью, сил потеряю немеряно.
И даже Инфериор не особо отзывался в этом месте, не мог усилить мне стихию. Видимо, рукотворный замок уже далёк от матери-природы.