Свекор, соорудив из заготовленного лапника постель и положив рядом с собой охотничье ружье, заснул. Примерно до полуночи все было спокойно. Конечно, лес жил своей ночной жизнью. Но ночные шорохи и потрескивания не пугали – костер развеивал все страхи. Здоровенный ствол дерева, положенный поперек костра горел ровно, пламя завораживало. Иногда паренек подбрасывал в него пару веток и тогда костер вспыхивал, густая таинственная тьма отступала, отпуская стволы спрятанных деревьев и кустов.

Он сидел, привалясь спиной в дереву, и время от времени отрывал взгляд от огня и смотрел на небо. Оно было звездным и не менее завораживающим и таинственным. Вселенная вечна и бесконечна. Но как же тогда быть с постулатом, что все имеет свое начало и свой конец? Споры на эту тему в молодежной среде не прекращались. Нет, надо обязательно учиться дальше. Техникум – только первая ступень, на которую он поднялся. Настене тоже необходимо учиться. И его мысли переключились на нее.

Парень подбросил очередную партию веток в костер. Пламя взметнулось и выхватило из темноты фигурку Настены. Он очень удивился. Настена с семьей и подругами в шесть утра собиралась ехать на заготовку кедровых шишек. Неужели одна отправилась вслед за ним? Только вот почему одета не по таежному? Парень радостно ее окликнул. Настена ласково улыбнулась, но ничего не ответила. Только приложила указательный палец к губам, убеждая не шуметь. Призывно поманив его рукой, повернулась и пошла в глубь леса. Мой будущий отец торопливо схватил ружье и рванулся следом. Фигурка Настены в светлом сарафане хорошо была видна в темноте, но отец никак не мог ее догнать. Время от времени Настена оглядывалась и все также молча манила его к себе. Паренек не испытывал никакого страха. Почему-то ему казалось, что Настена ведет его к подводе, на которой женщины приехали в тайгу «шишковать». Самое интересное, что он ни разу не споткнулся, хотя и не смотрел под ноги.

Сколько это продолжалось по времени, он не знал. Кончилось все внезапно. Настена вдруг остановилась и замерла, в упор глядя на жениха. И этот взгляд испугал. Еще больше испугала зловещая улыбка на лице Настены. Лицо стало жутким, и парень почувствовал, как ледяной поток страха буквально парализует его тело и волю. Он не мог сдвинуться с места, тогда как Настена, шагая поверх травы, стала постепенно приближаться к нему. Отец не мог объяснить, каким образом он стянул с плеча ружье и не прицеливаясь, поскольку от страха зажмурил глаза, выстрелил. Раздался дикий хохот, а потом все стихло. Только слегка шумели от ветра верхушки деревьев. Отец осторожно открыл глаза. Кругом была непроглядная тьма. Ноги и руки сильно дрожали, и он обессиленно опустился на землю. Умом понимал, что до рассвета никуда нельзя двигаться. Так и сидел до первых его проблесков, судорожно сжимая в руках ружье.

Рассвет не прибавил особой уверенности, хотя страх немного и отступил. Разум отказывался анализировать случившееся. Тайга не знала сочувствия. Ей было глубоко наплевать на испуганного заблудившегося паренька, обреченного на гибель. Немного придя в себя, он влез на высокое дерево, но ничего утешительного не увидел. Кругом на многие километры простиралась только тайга. Спустившись, пошел, куда глаза глядят – просто потому, что сидеть на месте было невыносимо. Но вскоре устал, сказывалась бессонная ночь. Сколько он просидел на старом стволе поваленного дерева, парень также не помнил. Сквозь пелену полудремы ему неожиданно послышался выстрел. И тогда он опомнился и вскочил. Три патрона выпустил сразу. Откуда-то издалека тоже стреляли, и он, закричав, бросился бежать в ту сторону. По пути не один раз спотыкался и падал, продирался через плотные заросли кустов. Когда казалось, что спутал направление – стрелял и чутко прислушивался, чтобы уловить звук ответного выстрела. Наконец, стал слышен и крик Настениного отца. Горячая радость захлестнула и заставила судорожно смеяться, перемежая этот смех с отчаянным криком.

Ободранного, окровавленного, без кепки, которую где-то потерял, и с полубезумными глазами – таким и увидел его, наконец, без пяти минут свекор. Смущаясь и боясь, что ему не поверят, паренек, торопливо рассказывал суть случившегося с ним. К его удивлению, свекор отнесся к рассказу вполне серьезно. Выслушав до конца, коротко сказал:

– Синильга водила.

Отец недоуменно промолчал. О Синильге – местной шаманке, похороненной молодой давным-давно, ему приходилось слышать раньше. Встречи с ней, за редким исключением, заканчивались либо смертью, либо полным безумием выжившего «счастливчика». Среди молодежи все эти истории считались полнейшей чепухой. Одним словом, выдумкой местных жителей.

– Но я не видел никакой Синильги, только Настену, – решился он возразить старику, жадно прихлебывая воду из фляги

– Синильга в любом обличье может показаться. Меня соболем водила. Не будет добра от охоты. Домой идем. На вот, пожуешь. – Свекор протянул отцу ломоть хлеба.

Возвращались без привалов. После этого похода парень три дня пролежал в горячке. Когда же очнулся, увидел над собой улыбающееся лицо Настены и, закричав от ужаса, снова впал в беспамятство. Так и закончилась история любви двух молодых людей. Судьба развела их в разные стороны. Больше они никогда не встречались.

Зря я вспомнила эту историю среди ночи, да еще в темной комнате. Нажав на кнопку подсветки, отметила, что стрелки перестали тянуть время – было без пяти минут три. Как назло, в голову не приходило ни одной приятной мысли. Все, о чем я пыталась думать, приводило меня либо к воспоминаниям о моем жутком пробуждении среди ночи в одной квартире с покойником, либо к таежным кошмарам моего отца. В конце концов я переключилась на свою пустую двухкомнатную квартиру и занялась ее интерьером. Все было хорошо, пока я не добралась до кухни. Расстановка будущей мебели и создание уюта в этом помещении споткнулись в сознании… опять-таки о труп Олега. Уж очень неудобно он лежал на кухне… Нет, это все просто ужасно. Не знаю, как поступит со своей квартирой Димка, а я точно не смогу жить в своей. После всего увиденного! Надо ее срочно продавать или менять. Сергей поможет. Ничего страшного, переедем с Еленой пока к свекрови. Ну и что, что ее квартира однокомнатная, нас всего-то четыре человека. Или пять – если Димка тоже решит избавиться от груза тяжелых воспоминаний, связанных с его квартирой. А мебель можно будет пока вывезти на дачу. Вот уж где оазис спокойствия. Дороги в стороне, рядом лес, а в лесу… Синильги! Все, не могу больше… Додежурю при свете. Я судорожно протянула руку к стене и нажала на кнопку светильника. Ничего! Ничего – в смысле света. Я резко вскочила.

Паника – плохое дело. Она парализует сознание, и, следовательно, способность соображать. А у меня с этим обстоятельством и так в последнее время напряженка. Какая жалость, что в ногах ума нет! Они-то и понесли меня в полной темноте, не разбирая дороги, к выключателю у двери. Как сразу выяснилось, Денька выбрала не самое лучшее место для сна. Летела я через нее не скажу, чтобы долго. Но все-таки. За это время успела вспомнить, что лампочку из светильника еще утром вывернула сама – она показалась мне очень яркой. Баба Тоня дала мне взамен лампочку на сорок ватт, но я ее так и не ввернула.

Дверь я открыла, в основном, лбом под аккомпанемент Денькиного лая, похожего на вой, и дикого вопля Наташки, в кровати у которой постаралась найти участие испуганная псина. Мое не совсем удачное приземление слегка всколыхнуло пол и мебель в большой комнате, куда, собственно, я и выпала – прямо под ноги бабе Тоне, мирно возвращавшейся из туалета в свою опочивальню. А прикид у нее был соответствующий: длинная, до пят, белая байковая ночная рубашка с рукавами. Это уж потом, при свете, выяснилось, что она не белая, а кремовая и с желтенькими цветочками…