Невольно по рядам побежал шорох и ропот.

Молодой человек, чьи длинные русые волосы спадали до плеч и были мокрыми то ли от воды, то ли от пота, вертел автоматом Калашникова из стороны в сторону, улыбался. При этом густая белая пена стекала по уголкам его рта, и время от времени он делал попытки подняться. Но крепкие ремни, фиксирующие тело в сидячем положении, не давали ему это сделать.

Ведущий соревнований дождался того момента, пока солдат привезет коляску с, как бы это помягче сказать, слегка неуравновешенным стрелком к огневой позиции, поднял вверх полностью заряженный рожок с патронами и объявил, что они боевые. После этого отдал рожок психу, а на иного человека этот юноша не тянул.

Увидев, как проворно тот вставил рожок и передернул затвор, несколько человек просто шуганулись. Но тут случилось нечто. Конвульсивные движения прекратились, стрелок сосредоточился, направил оружие в сектор для стрельбы и на заблаговременно натянутом белом листе с расстояния в пятьдесят метров одной непрерывной очередью под аплодисменты выбил восьмерку.

Его палец еще конвульсивно долго нажимал на курок, но патроны закончились. Тряся головой и разбрызгивая пену, он отдал оружие инструктору, при этом его ноги дернулись. И организатор соревнований вставил второй рожок в автомат.

Снова зазвучала непрерывная очередь. И теперь точно такая же восьмерка, только горизонтальная, была выбита на том же месте.

После выполнения упражнения офицеры зааплодировали.

Кто-то крикнул:

- Достаточно! Уже не у всех штаны сухие!

Его поддержали дружным смехом и облегчением после того, как у стрелка наконец окончательно отобрали оружие и вывезли его, дергающегося на кресле, обратно.

Объявили результат соревнований. Когда Простаков услышал, что он занял третье место с тем же результатом в сорок два очка, он как-то сник, а тем временем Кривовзглядов, наоборот, собрался.

- На втором месте, - объявил ведущий, - Николай Кривовзглядов.

- Е-мое, - схватился за голову Коля, - это не слабо. В прошлом году я был здесь только третьим.

- Да? А кто же на первом месте? - Простаков закусил нижнюю губу.

- Первое место занял Николай Запереблатнентский.

Несколько офицеров, сидящих где-то с краю, захлопали, и даже один свистнул. Сам Запереблатненский Коля, выступавший дважды соседом Простакова по другую сторону от Кривовзглядова, победно вскинул руки вверх.

- Ну, тогда все понятно. Он и в прошлом году выигрывал. - Коля вслед за Простаковым закусил губу.

- Ну и че такого? Тогда он и на самом деле лучший, - не понял Простаков.

- Да в том, что у него папа - генерал-полковник. Вот так вот. Знаешь, как в том анекдоте, что никогда сын полковника не будет генералом, потому что у генерала свой сынок. То же самое и здесь. На самом деле этот Коля толком и стрелять-то не умеет. Все мишени деланые.

- Ни фига себе! - обиделся Алексей, узнав такое. - А я думаю, что кому-кому, а тебе нельзя первое место давать.

И тут Алексей во второй раз увидел, как у Коли глаза собираются в кучу, но на этот раз они смотрели не в даль, а на Простакова.

- Слушай, не надо…

- Хорошо, не буду, - согласился здоровяк.

Он поднялся на верхний пятый ряд, где сидели офицеры. Те поздравили его, предложили сесть с ними рядом. За третье место ничего, кроме грамоты, не полагалось.

- Третье место - это здорово! - согласился Евздрихин. - Ну че, мужики, пошли?

- Пошли.

Мужики пошли в парк, где Леха стал третьим, и ему тоже дали глотнуть кока-колы. А на грамоту, перевернутую обратной стороной, положили открытую баночку килек, помидорчики, купленные на базаре в июне за бешеные деньги, и один огурчик. Леха ни от чего не отказывался. Он пил вместе с офицерами, празднуя третье место, взятое по стрельбе, и это - за округ.

РЕЗИНА - ПЛЕЙБОЙ

Его не остановят бури,

Его пленили телеса.

Из него вышло столько дури,

Что враз померкли чудеса.

Стойлохряков сидел в штабе на своем рабочем месте и чах за столом в одиночестве. То, над чем он чах, он успел убрать на стоящую пониже стола тумбочку, после чего собрал брови в кучу и посмотрел на вошедших к нему Простакова, Евздрихина и Мудрецкого.

Комбат с интересом взял протянутую ему грамоту.

- О, всех там перестрелял? - бормотал полковник, читая документ, утверждающий, что Простаков занял третье место. - А че не первое? - возмутился Стойлохряков. Потом рассмеялся. - Шучу, шучу. Первое было занято, наверное, еще до начала. Второе - тоже.

Он повертел грамоту в руках и увидел на обратной стороне коричневые пятна и разводы.

- А это че такое? - спросил он у Мудрецкого, тыкая пальцем в следы недавнего заседания в парке под деревьями.

- Да не знаю, - начал оправдываться Мудрецкий, разводя руками. - Заляпали обо что-то.

- Ну чего же вы? Такой документ. Простаков, спать, - скомандовал комбат, - а вы, двое, садитесь.

Евздрихин сел напротив Мудрецкого. Комбат держал грамоту в руках до тех пор, пока солдат не вышел из кабинета. Затем точно так же, как и они сами совсем недавно, перевернул ее красочной стороной вниз и на уже заляпанное пространство поставил начатую бутылку водки и нехитрую закусь.

- Ну че, надо отметить, что наш долбаный батальон - третий в округе. А, мужики?

Мужики не возражали. Тем более что они уже были разогреты.

Как Евздрихин довез их обратно, никто не интересовался, а он ни перед кем и не хвастался. Доехал спокойно, хоть и пьяный был.

Такое продолжение дня для Мудрецкого оказалось полной неожиданностью. Зато он обрадовался, что теперь можно расслабиться и очень быстро сделаться действительно пьяным, и не стал сдерживать эмоции, которые так и перли из него после мягких возлияний в городе Самаре.

Комбат поставил стаканы, налил каждому по сто и предложил выпить за победу. А третье место, по большому счету, и была настоящая победа.

Сам же виновник этого праздника вошел в казарму на первом этаже и прошел в кубрик, отгороженный химвзводу, где не обнаружил вообще никого, чему обрадовался и завалился дрыхнуть. Время было послеобеденное, и народ, видимо, угнали на работы.

А его на сегодня комбат своим словом освободил от физических нагрузок, которые, как известно, начинаются в армии в основном во второй половине дня, после проведения учебных занятий. А иногда и в первой, но это, если очень надо и если больше заняться нечем. Обычно и то и другое случается весьма часто.

Мудрецкий сидел напротив своего командира и упирался грудью в стол. Руки его безжизненно болтались вдоль туловища, а сам он пытался отвечать на вялые вопросы комбата.