Первые минут пятнадцать люди просто балдели, двигаясь под ритмичную музыку. Солдатам Кобзев строго-настрого запретил танцевать. Он поставил шесть человек на входе, в том числе и Валетова, наказав строго-настрого не пускать пьяных.

С Кобзевым было тридцать солдат, что на сто пятьдесят человек разрозненной массы вполне достаточно. Так ему казалось. Но он был вынужден каждые пятнадцать-двадцать секунд отвлекаться и смотреть в сторону двери, потому что люди все прибывали и прибывали. Глядя на входящих в зал девчонок, он думал о том, что теперь вряд ли будет бойня, потому как местных больше. Пусть красотки и не будут драться, но они создают численность, и пришлым должно показаться, что их затея не увенчается успехом. Но тут лейтенанту пришло в голову: а что, если местные решили отучить гостей на долгое время наезжать сюда к ним? Да…

Заиграл первый «медляк».

Резинкину стало жаль, что Валетова забрали и поставили на вход дежурить. Теперь болтать было не с кем. Вначале ему было весело от всех этих огоньков. А потом стало обидно. Он, как раб, вынужден стоять, в то время как остальные танцуют. А вон парочка! Они даже целуются! И, не попадая в ритм, мнутся на месте и обнимаются. Им все равно, какая музыка звучит.

«Вот люди время проводят, а я как придурок», - размышлял он.

И тут всполох красного выхватил стоящую у стены «ее». Она была не очень высокая, такого же роста, как и он сам, курносая, в белой блузке и короткой юбке. Черные чулки, стройные ноги и туфли на высоком каблуке. Резинкин силился разглядеть ее хорошенько, но свет не всегда попадал туда, где находилась она.

Теперь ему было не просто интересно. Он не поймал себя на мысли, что завелся, когда заводятся, себя не контролируют, а остановить некому. Стоять у стены ему стало просто невмоготу. Почему он должен тут кого-то охранять? Вот еще делов-то! Что с того, что он подойдет к ней и заговорит? Тем более он в парадке, а не в грязной одежде. Задумавшись, Витек понюхал собственные руки. Не, ничего, нормально. Вроде ничем не пахнут. Это он имел в виду навоз, потому как после трех дней все это дерьмо основательно должно было бы впитаться в кожу. Но, благодаря куску хозяйственного мыла и парадке, которая была вычищена и наглажена и никак не могла пропахнуть ничем отвратительным, он надеялся сойти за чистюлю.

Как ее зовут? Маша? Даша? А может быть, Катя? Снова свет упал на нее. Коротко стриженные белые завитые волосы. На голове праздничный культурный беспорядок большого объема. В следующий раз он посмотрел на ноги. Ровные. Почему она не танцует? И все болтает с подружкой, черненькой, только поменьше. Эта подошла бы Валетову. А он бы согласился. Он такой. И тут же диджей объявил:

- Ребята, «медляк».

По залу поплыло что-то англоязычное.

Лейтенант Кобзев с ужасом увидел, как один из его парней вышел из повиновения и пошел сквозь толпу, высвечивая свое местоположение фуражкой.

- Е-мое, начинается, - спохватился старший лейтенант и начал пробираться солдату наперерез, не забыв приказать Казаряну держать всех в стойле.

Резина приближался к девушке, тем более что танцующие разбились на пары и теперь пробираться между ними было намного легче. Он старался не упускать ее из вида, насколько позволяли тускло моргающие фонарики, и надеялся, что никто не перехватит девушку.

На одной половине зала расположились «болотные», а на другой - «дырявые». Между ними существовала незримая граница, и сейчас Резинкин оказался на половине местных. Соответственно, и девушка была местная.

Его продвижение вперед прервал какой-то типок, выросший перед двумя подружками и что-то там мямлящий. Резина прибавил газу и буквально врезался в пацана, оттолкнув его плечом.

- Фрейлина, разрешите пригласить вас на вальс, - обратился он к белокурым локонам, и она, надо сказать, с радостью откликнулась на его предложение.

Приобнял герлу за талию - класс! Они расчистили себе небольшой пятачок и начали медленно переминаться с ноги на ногу. Резинкин балдел. Духи, ощущение нежной одежды и мягкого девичьего тела под ним. И тут бац - подходит товарищ старший лейтенант, дери его ногу коза. Но что это? Он не кричит и не вопит. Неужели это старший лейтенант Кобзев?

Командир взвода наклонился к уху замершего на месте вместе с девушкой Резинкина и прошептал:

- Закончишь - не забудь вернуться к службе.

- Хорошо, - согласился тихо Витя, и старший лейтенант отвалил.

Они продолжили танцы-шманцы-обжиманцы.

- Меня зовут Виктор, - первым представился рядовой.

- А я Женя, - прошептала она, тихо двигаясь в такт музыки.

Резинкин молил про себя, чтобы эта мелодия никогда не смолкла. Он сунул нос в ее белые кудряшки и втянул едва уловимый запах духов. Пахло сиренью.

- А почему остальные ваши не танцуют? Вас от училища сюда привели?

- Не могут.

А потом у Резинкина мелькнула мысля похлеще.

- Да не, они все уроды, - начал нашептывать он ей на ухо, - боятся девчонок до ужаса. Все, что могут, - это ходить строем и песни орать.

Она тихонько хихикала.

- Да, солдаты - все дубы.

- Нет, - не согласился Резинкин, даже немного отпрянув от нее, - не все. Точнее, вообще дубов среди солдат нету. Дубы - одни офицеры. Ну, сама подумай, они всю жизнь служат. А мы-то че? Мы простые люди, простые мужики.

Он приобнял ее покрепче, так, что она ойкнула и уперлась ладошками в его грудь:

- Не надо так сильно.

- Хорошо, хорошо.

Ослабив хватку, Витек продолжал кружить девчоночку на месте.

- В армии тяжело служить?

Тут Резинкин распушил перья.

- Ну что ты, нормально, обычная мужская работа. Ничего особенного. Че тут тяжелого-то. Ну, поначалу, конечно, сложно, а потом… Потом ко всему привыкаешь.

Раздумывая над этим «потом», Витек вспомнил, а точнее, снял с полочки в мозгу карточку с отметками прослуженных дней и обнаружил, что их наберется-то всего-навсего на четыре с половиной месяца. И это начало, о котором он тут втирал Жене, для него еще и не закончилось. Ну, разве будет он сейчас о таких мелочах распространяться?

Неожиданно мелодия кончилась. Витек под косые взгляды местных поставил даму на то место, с которого ее забирал, и вернулся к своим. Обратно пришлось идти дольше. Во-первых, не хотелось уходить, а во-вторых, опять включили что-то быстрое, народ рассыпался на дергающиеся группки, и приходилось уворачиваться от мелькающих в воздухе ног и локтей.

У отведенной солдатам стены его уже ждал разгневанный Казарян, который сгорал не только от того, что Резина ссамовольничал и отлучился, а еще и от того, что успел какую-то тут местную девку полапать, когда они все просто привязаны этим придурком Кобзевым друг к другу и к охране общественного порядка. Пропади оно все пропадом!