Он почти автоматически сунул руку в карман, пошарил в нем, нащупал плотный бумажный квадратик. «Визитка цела. Что ж! Это не так уж и плохо». Его манипуляции не остались незамеченными Эвелиной. Она взглянула вопросительно:

– Вы так неожиданно замолчали. Что-то случилось?

– Нет. Просто думал, что потерял одну нужную визитку, но выяснилось, что она на месте. Я так часто теряю что-то нужное, просто рок какой-то… Смотрите, нам, кажется, несут напитки…

Алексей вновь с удовольствием остановил свой взгляд на молоденькой официантке, и тут произошло непредвиденное. Нога девушки, обутая в изящную туфельку, неожиданно поехала на скользком, тщательно натертом полу, и вся эта нежная и соблазнительная красота вместе с подносом рухнула на пол. Звон разбитой посуды оглушил посетителей кафе. Один парень испуганно вскочил, не понимая, что происходит. В мире в последнее время все так напуганы угрозой терактов, что любой сильный шум способны принять за взрыв. Алексей хотел броситься девушке на помощь, но не упел. Она уже поднялась, умудрившись даже сохранить на лице ту же приветливую мягкую улыбку. Взгляды с тревогой устремлялись на нее, а с ее очаровательных розовых губок слетало:

– Все в порядке, дамы и господа! Все в порядке!

К месту падения уже устремился ловкий маленький уборщик, и буквально через минуту вся разбитая посуда с пола исчезла. А еще через небольшой промежуток времени девушка снова появилась в зале с тем же подносом в руке. Теперь все глазели на нее с еще большим восхищением, и она, видя это, тихо наслаждалась, хотя, очевидно, ушибленные места здорово болели.

Алексей заказал себе и Эвелине по слабому коктейлю, и теперь они имели полное право выпить за знакомство.

– Не знаю, приятно ли вам было познакомиться со мной, я все-таки доставил немало хлопот, но мне, поверьте, приятно, Эвелина…

– Мне тоже приятно, Алексей.

Они отпили по глотку. Между ними завязывался непринужденный разговор, который иногда сближает больше, чем самая трогательная откровенность. Время от времени они поднимали бокалы и чокались, смотря друг другу в глаза.

В городе становилось все душнее, жара повсюду распространяла свои щупальцы, от которых не укрывалось ничего. На Эвелину спиртное подействовало размягчающее. Она из деловой, чуть насупленной женщины на глазах превратилась чуть ли не в болтушку.

– Ну, расскажите, Алеша, как там в Москве? Что нового в нашем журналистском царстве? А то до нас далеко не все доходит. Сами понимаете, официальная информация эта одно, внутрицеховая – совсем другое.

– Может быть, и так. Однако я особых новостей вам не принесу. Что нового может быть в муравейнике? Муравьи…

– Неплохая шутка. Но все же…

– Я не из тех, кто живет внутри тусовки и смакует все ее подробности. Уж не сердитесь. Я хотел бы удовлетворить ваше любопытство, но не могу… Я привык существовать только в сфере своей служебной ответственности. А в эту сферу входят сегодняшний вечерний концерт, Париж, вы…

– Спасибо, что так высоко цените мое присутствие в сфере вашей служебной ответственности.

– Я не хотел вас обидеть. А вы… обиделись?

Эвелина вдруг поменялась в лице, глаза чуть потемнели.

– Я не обиделась. Что вы? Я сейчас о другом. Бог с ними, с новостями. Леша, мне надо вам кое-что сказать. Хотя я не должна, наверно… Я долго думала, говорить вам это или нет. По долгу службы я, скорей всего, не должна. Но что-то меня заставляет… Одним словом…

– Заинтриговать вам меня удалось…

– Только обещайте мне, что вы никогда никому не скажите, что узнали это от меня.

– Будьте уверены.

– Леша! У меня есть все основания полагать, что с вашей командировкой сюда что-то не так…

Расплатившись с непонятливым водителем, Марина вышла из автомобиля. Вот он, Новый Арбат. Эта одна из главных московских магистралей проложена на месте поразительной красоты переулков, когда здесь была знаменитая Собачья площадка да и много чего другого. Новый проспект в советские времена нарекли в честь всесоюзного старосты Михаила Ивановича Калинина и застроили гигантскими для центра города домами, слегка напоминающими знаменитые заокеанские небоскребы. Москвичи сперва восприняли новую улицу почти как насмешку над городскими традициями и Калининский проспект прозвали «вставной челюстью». Однако время шло, непримиримость смягчалась, и спустя один-другой десяток лет это место стало едва ли не любимым для горожан. Еще бы! Здесь и кинотеатр, и полно магазинов, и жизнь всегда кипит, да и перекусить есть где.

Марина, оказавшись в самом начале проспекта, у знаменитого «Глобуса», горделиво возвышающегося над тротуаром, соображала, куда же ей отправиться для начала. Может быть, в магазин «Весна»? Что ж, неплохая и мысль. И красивые ножки затопали по тротуару по направлению к «Весне».

Однако по мере того, как девушка приближалась к намеченной цели, только-только наладившееся настроение стало портиться: рядом высился дом, где работал Алексей…

На первом этаже магазина «Весна» витала смесь запахов, возможная только в одном-единственном месте – в парфюмерном магазине. Стенды знаменитых торговых домов ютились на сравнительно небольшом кусочке площади, и все модные и немодные запахи причудливо перемешивались. Марина, думая о своем, без конкретной цели стала перемещаться по парфюмерным лабиринтам, почти автоматически присматриваясь к новинкам. Иногда к ней подходили стильно одетые девушки, играющие в павильоне роль экскурсоводов по царству запахов, и предлагали свою помощь в выборе товара, но Марина с неизменной вежливостью благодарила и от услуг отказывалась. Почему произошло так, что она почти ничего не знает о человеке, за которого собиралась выйти замуж в самом ближайшем будущем? И не скажешь, что Алексей был скрытен. Похоже, его настоящая жизнь протекала в каких-то областях, куда он не пускал никого. А может быть, только ее? Интересно, а кто-то вообще его знает по-настоящему? Ведь были же у него до нее женщины. Он, кстати, никогда и словом об этом не обмолвился, хотя она подводила его к этому не раз. Почему? Кого-то любил больше, чем ее?

Она представила его глаза… родные и в то же время далекие. Расстройство и раздражение достигли такого градуса, что она купила духи «Кензо», хотя это был один из самых ее нелюбимых запахов. Накипевшая злоба искала выход: надо было совершить что-то еще, бессмысленное, отчаянное по отношению к себе. В характере Марины была эта черта: в минуты, когда ничего не получается и все валится из рук, сделать что-нибудь назло самой себе, пойти против своей натуры. Это парадоксальным образом успокаивало ее. Видимо, дурная энергия выходила, освобождая место для чего-то позитивного. Вот и сейчас она задумала пойти в Новоарбатский гастроном и накупить разных-разных пирожных; после этой акции вернуться домой и есть их, пока тошно не станет.

На всей диете ставился жирный крест. Назло себе и всему миру.