фактов этой короткой, страстной связи между Наполеоном и самой очаровательной фрейлиной его жены. Но несмотря на это, увлечение относят к одному из важнейших в его жизни.

Дворы в периоды консулата и империи насчитывали больше очаровательных женщин, чем гаремы султанов. По крайней мере половина женщин, прислуживавших Жозефине или появлявшихся в качестве невест для маршалов и сановников двора, участвовали в картежных играх и праздниках империи и выделялись исключительной красотой. На этот счет имеются свидетельские показания и мужчин и женщин, писавших дневники, и все они согласны с таким утверждением.

Две сестры Наполеона обладали удивительно привлекательной наружностью, и, когда молодые мужчины решались жениться, то почти каждый офицер императорской армии выбирал грациозность, очарование и красивое лицо, а вовсе не богатство или знатную родословную.

Женитьба по любви не ограничивалась сотнями лихих молодых офицеров, которые наводняли императорский двор в интервалах между кампаниями. Гражданские служащие к пятидесяти или шестидесяти годам женились на смазливых, но неимущих девушках подросткового возраста, не придавая никакого значения тому, принесет ли ему невеста приданое или нет. Да и вообще, с приданым было весьма туго, потому что революция пустила по миру большинство лучших семей.

Однако социальные потрясения пошли на пользу женщинам среднего класса Франции. Так же как две войны двадцатого столетия освободили женщин от глупых и нудных условностей викторианского периода, так и Французская революция открыла для девушек новые горизонты в области интеллекта и приспособления к новым условиям.

Оставаясь удивительно старомодным в этих вопросах, Наполеон делал все возможное, чтобы затормозить приход новых свобод, но ему не удалось сохранить традиционные преграды. Иногда он проповедовал на тему о Новой женщине, но всю свою жизнь с ужасом относился к «синим чулкам» и к женщинам, которые ввязывались в политику. Несмотря на всю свою психологическую прозорливость и авторитет, он не мог тягаться с сообразительными молодыми красотками салонов. На словах они соглашались с его мнениями, а за спиной смеялись над ним, и сдержанность их испарялась, как роса под лучами солнца, как только он обращал свое внимание к полям сражений. Они продолжали бесстыдно использовать свою физическую привлекательность для извлечения материальных выгод, и почти все оказывались гораздо более находчивыми, чем он в преодолении надвигавшегося политического шторма.

Его ждала одинокая смерть в ссылке. А они, за малым исключением, умирали в обстановке богатства и респектабельности.

Королевой этой труппы, самого изощренного кружка таких женщин, была молодая мадам Дюшатель, которая принесла Жозефине больше слез, чем все артистки парижской сцены, вместе взятые.

Дюшатель затмила всех соперниц при дворе, знаменитом на всю Европу своей экстравагантностью.

Блондинка со светло-голубыми глазами, с орлиным прекрасной формы носиком, приятными зубками и стройной фигурой, такой же гибкой и проворной, какая была у Жозефины в молодости. Вдобавок она обладала великолепной статью, покоряющими манерами (когда ей хотелось показать их) и хорошим певучим голосом. Она также в совершенстве играла на арфе.

Дюшатель владела такой же гаммой выражений лица, как и мужчина, которого она собиралась покорить. От природы надменная, исключительно самоуверенная, она в мгновение ока могла смягчить черты своего красивого лица завораживающей улыбкой, которая вроде бы сулила податливую нежность, к которой Наполеон стремился с первых дней юношеского одиночества. Несомненно, инстинкты мадам Дюшатель подсказали ей о его поисках именно такой жар-птицы. Как только ей удалось попасть на место фрейлины при Жозефине, она приступила к делу с такой бешеной целеустремленностью, которая редко встречается у женщины двадцати лет.

Ее муж был старше на тридцать лет, и они встречались редко. Она большую часть времени проводила при дворе, а он занимал ответственный пост в гражданской администрации империи. Ответственность обычно не мешает политическим деятелям империи наслаждаться большим количеством свободного времени, но Дюшатель отличался особенно большим трудолюбием и глубоким благородством. Он был также терпимым человеком и предоставил жене полную личную свободу, какую только можно пожелать, и она не преминула максимально воспользоваться его доверием. Среди ее поклонников были маршал Мюрат, зять Наполеона, а также его пасынок, молодой Эжен. Сомнительно, чтобы месье Дюшатель знал о неверности своей жены, и, возможно, в этом кроется одно из объяснений таинственности, все еще витающей над привязанностью, которая известна была всем женщинам из домашнего окружения Жозефины того времени.

Связь между ними не была столь же свободной и шумливой, как с Жоржиной, и мало походила на преднамеренные его измены в прошлом, как, например, скоротечное и бесстыдное увлечение Маргерит Фуре в Египте. На этот раз Наполеон влюбился крепко, как восторженный и глуповатый шестнадцатилетний школьник. Сама глубина чувств скрывала объект его восхищения, потому что он очень бережно относился к положению дамы при дворе и изо всех сил старался избежать риска скандала, который мог бы привести к удалению Дюшатель из государственных соображений.

На этот раз Жозефину надежно провели. Она нисколько не сомневалась в том, что ее муж втянулся в любовную интригу в верхних эшелонах власти, и понимала, что соперница может находиться среди молодых женщин ее свиты. Проблема заключалась в том, кто именно. Когда она взялась определить это, ей предстояло потягаться с изощренным итальянским коварством мужчины, который занимался тем, что ставил в тупик всех политических деятелей.

В течение нескольких недель Наполеон набирал очки в свою пользу. Он больше времени стал проводить в гостиной своей жены и взял себе за привычку разговаривать с каждой молодой женщиной за карточными столиками, где играли в вист. Он открыто, но легко флиртовал с большинством молодых жен и часто заставлял их краснеть, направляясь поболтать с другими. Он слегка бранил их за то, что по ночам они едят оливки. Он спрашивал, собираются ли они подарить мужьям наследника и когда это произойдет. Он отпускал замечания по поводу размеров их рук и ног, и иногда его лобовые шуточки вызывали неловкое замешательство, так как никто не знал, что он может «отмочить» еще.

Жозефина зорко следила за ним, не могла позволить себе целиком сосредоточиться на картах, которые держала в руках. Наполеон иногда присоединялся к ним на кон или два, но никогда серьезно не доигрывал до конца партии и ужасно жульничал. Потом, так же неожиданно, как появлялся, он уходил, а Жозефина была вынуждена поддерживать легкую беседу и пытаться вспомнить имена женщин, которые удалились примерно в одно с ним время.

Ее первая догадка оказалась вопиюще неточной. Она твердо вбила себе в голову, что новое увлечение императора — это Аглая Ней, очаровательная жена ставшего уже знаменитым маршала, протеже самой Жозефины.

Бедная мадам Ней, она только что вышла замуж, безумно влюблена в своего