участи своей Ани. Когда проклятия сыпались на Анну Коновалову, когда ее забрасывали комьями грязи, мать невыразимо страдала и все время плакала. Да, господа обвинители, мать, идя рядом с дочерью даже на плаху, забывает себя и в последнюю минуту думает только о том, что может быть совершится чудо — дочь будет спасена. Меня глубоко волнует ее просьба заступиться за дочь.

Еще я хочу рассеять то тяжелое впечатление, которое произвела на вас, господа присяжные заседатели, одна фраза в речи прокурора. «Еще ранее убийства, — говорит он, — все они вчетвером молились перед образом Николая Чудотворца, просили успеха в задуманном убийстве». Правда ли, что это так происходило? Молились ли они? Да! Хотя, кроме Коноваловой, никто не сознается в кощунственной молитве. Обвинитель видит грубое упорство в нежелании подсудимых сознаться в том, что они молились, но я с ним не согласен. Наоборот, это свидетельствует, что это люди не совсем погибшие. Почему? Да потому, что чувствуют, что молитва эта может возмутить вас больше самого преступления. Как? Нарушая законы Божеские и человеческие, эти озверевшие люди просят благословения у Бога за свои беззакония? Да, они молились, я верю Коноваловой, она не лжет, но каждый о разном молил Бога. Киселева просила Господа, чтобы прошел этот вечер благополучно, чтобы не допустил Он преступлению совершиться, чтобы уберег Он и дочь, и несчастного Петра. Остальные просили Господа простить им тяжкий грех.

Повторяю, если подсудимые не сознаются, что молились перед убийством, то это доказывает, что совесть у них не погибла, что им стыдно и страшно вспомнить об этом, что они — случайные преступники, что к ним можно относиться милостиво, хотя сами они были жестоки.

Не мстите им, господа присяжные заседатели, и не относитесь к ним с ненавистью. Они столько перестрадали даже за эти четыре дня, а сколько еще предстоит им страданий! Как бы ни был ужасен преступник, как бы сильно ни возмущал он добрых людей, судьи должны быть беспристрастными. Когда самого ужасного злодея ведут на казнь и он, измученный, без всякой надежды на сострадание, бросает в негодующую толпу умоляющий взгляд, тысячи сердец людских, возмущенных его жестокостью, проникаются к нему состраданием. Когда вы уйдете в совещательную комнату, забудьте взаимные нападки подсудимых, помните, что эти жестокие люди тем уже глубоко несчастны, что не смеют надеяться на сострадание. Взгляните на них хоть с тем сожалением, с каким смотрят на затравленного зверя, когда он уже безопасен для людей и замучен.

И есть за что каждого из них пожалеть! Коновалову за то, что, не живши, отжила, что, едва выйдя из детского возраста, видела только горе. Сегодня ей неполных 22 года, а она уже семь лет страдает. Ведь последние три года, с самого убийства мужа, она даже в вине и шумной жизни не могла утопить своего горя, заглушить угрызения совести. Пожалейте вы и Павлову за то, что никто ее не жалеет, что она не смеет просить милости, что ее страдания здесь на суде во многих вызывают еще большее отвращение, даже злобу. Не пройдите мимо Телегина, не забудьте, что случайно, на горе себе, приведенный сюда Киселевой, чтобы получить место, честным трудом заработать кусок насущного хлеба, оторванный от семьи, детей, он по несчастной, роковой случайности сделался преступником. Из-за чего и как — один Господь знает. Поймите Киселеву, материнское сердце которой заставило ее укрыть дочь, невольно сделаться соучастницей преступления. Вспомните, что закон делает уступку родителям, позволяя им безгранично любить своих детей, даже преступных.

Позвольте мне всем им сказать, что ваш приговор будет милостивый. Ведь это все, чего они просят у вас».

После выступлений защитников дается последнее слово подсудимым. Анна Коновалова, плача, повторяет, что она уже раньше дала чистосердечное признание во всем. Павлова отрицает свою виновность.

Телегин заявляет: «Будет нас судить Христос. Все понапрасну наговаривают».

Анисимов и Киселева молчат и тупо смотрят в сторону присяжных заседателей.

Через два с половиной часа присяжные заседатели вынесли решение. Виновными были признаны только двое — Павлова и Телегин.

Суд постановил: Екатерину Павлову и Дмитрия Телегина лишить всех прав состояния и сослать в каторжные работы на 10 лет каждого; Анну Коновалову, ее мать Киселеву и Павла Анисимова считать оправданными.

По протесту товарища прокурора правительствующий сенат в отношении Коноваловой решение присяжных заседателей и приговор отменил и дело о ней возвратил для нового рассмотрения в Санкт-Петербургский окружной суд при другом составе суда.

Вторично дело слушалось в мае 1900 г. Телегин и Павлова фигурировали на суде уже как свидетели.

Защищал Коновалову присяжный поверенный Г. С. Аронсон. Его взволнованная речь произвела на публику большое впечатление.

«Когда около года стоишь с человеком, которому грозит опасность, — говорил защитник, — невольно начинаешь волноваться вместе с ним. И вы, господа присяжные заседатели, через час будете взволнованы не менее меня. Вам приходится иметь дело со страданиями человека, а есть страдания, которые бесконечны. У иных людей судьба — палач. Она дает как бы в насмешку светлые мгновения, чтобы потом послать еще тяжелейшие страдания. Такая цепь непрерывных страданий у несчастной подсудимой.

Коновалова не была дурной или испорченной женщиной. У нее еще сохранилась живая, отзывчивая душа. Ее только преследовала судьба, бывшая для нее злой мачехой. И, сбившись с пути, Анна Коновалова в самую страшную минуту оказалась правдивой, честной женщиной и рассказала всю голую правду, ничего не скрашивая, ничего не убавляя.

Если вы, господа присяжные заседатели, думаете, что она еще должна пострадать за свой грех, то, скажите, где же предел этих страданий? Уже второй раз она занимает эту позорную скамью, и второй раз выворачивают ее душу. А между тем годы уносят и молодость, и красоту, и здоровье. Сколько же еще надо ей выстрадать? Где конец?

От вас зависит распорядиться жизнью подсудимой. Судите же ее как живые люди!»

Защитнику Г. С. Аронсону публика устроила овацию.

После предварительного совещания присяжные заседатели признали Анну Коновалову виновной лишь в недонесении и заслуживающей снисхождения.

Резолюцией суда она была приговорена к заключению в тюрьму на три месяца.

ДЕЛО ТАЛЬМЫ И КАРПОВЫХ

Весной 1894 г., 28 марта, в г. Пензе произошел пожар. Загорелся флигель дома госпожи Тальма, в котором проживали вдова генерал-лейтенанта П. Г. Болдырева и ее горничная А. Савинова. Пожар заметили на рассвете квартиранты соседнего флигеля, мещане Карповы. Они