Соскользнув в сторону, он снял использованный контрацептив и нашел полотенце. Когда его дыхание вернулось в норму, он, как мог, привел Гейл в порядок.

— Вот так-то лучше.

Потом, как ни глупо это звучит, натянул одеяло и прижал ее к себе, чтобы проследить, как срываются с ее кожи последние всплески волн блаженства.

«Кто бы подумал, что кухонная драма приведет ее в мои объятия!»

Реальная опасность Флоренс не угрожала. Человек мог потерять руку и не истечь кровью при наложении сдавливающей повязки, главное, чтобы кровь могла свернуться. Убивала обычно инфекция, но даже эту опасность Гейл своим уравновешенным подходом к происшествию свела к минимуму. Она доказала свою профессиональную пригодность в условиях чрезвычайной ситуации.

Но Роуэн ждал неизбежного — когда эта красивая головка оценит факты, и, собравшись с духом, готовился к худшему, гадая, сколько времени для этого понадобится и не сможет ли ее отвлечь…

— Надо же, я завалилась с тобой в кровать из-за нескольких порезанных пальцев.

Он приподнялся на локте, чтобы посмотреть ей в лицо.

— Да.

Прикусив губу, она улыбнулась:

— Это как-то странно, тебе не кажется?

Он поцеловал ее в щеку и не удержался от искушения помедлить и пробежать губами вверх, по изысканной линии скулы к виску.

— Я не в том положении, чтобы спорить, если только ты не собираешься обвинить меня в том, что я соблазнил тебя из-за порезанных пальцев.

Гейл хихикнула, но тут же спохватилась:

— Наверно, я должна испытывать сожаление…

— И ты его испытываешь?

— Нет, — покачала она головой.

— А что ты чувствуешь?

— Мне неловко это говорить.

—Тогда закройте глаза и позвольте нам это услышать, мисс Реншоу.

Она послушно закрыла глаза, и Роуэн терпеливо ждал, водя пальцами по ее обнаженному плечу и руке.

— Полученный опыт меня изменил.

— Да?

— Я распутная женщина, Роуэн. Я горю желанием испытать это вновь. Наверно, в книжках все правильно написано. Если женщина…

Его поцелуй помешал ей закончить мысль. Гейл распахнула глаза. Лучась новым теплом, они сказали Роуэну, что она его внимательно слушает.

— У нас у всех одинаковая натура, мисс Реншоу. Мы существа из плоти и крови, и нас влечет друг к другу все та же сила, с которой люди бьются на протяжении всех веков, как вышли из пещер. Но ты совершенство, а как же иначе? И в этой связи между нами, в этом огне есть что-то особенное, Гейл. Не поддающееся науке.

Она прижалась к нему и, распластав ладонь на его груди, играла с курчавой порослью, невинно распаляя вновь возродившееся желание.

— Я далека от совершенства, Роуэн.

— Как и все люди. — Он обнял ее крепче, сожалея, что не может остановить это мгновение. — Что касается смерти Шарлотты…

— Я не уверена, что хочу сейчас слышать об этом. — Оттолкнувшись от него, Гейл села, натянув на грудь одеяло. — Роуэн, я… голая и не думаю, что хочу слышать, как ты произносишь даже ее имя. Я понимаю, что это не совсем логично, но обещаю, что внимательно выслушаю тебя, когда на мне будет не менее трех слоев одежды, и я буду иметь представление, где мои туфли.

— Вот тебе новая медицинская теория! Ты могла бы доказать, что человеческая способность слушать связана со степенью обнаженности.

Она ударила его подушкой, игриво прекращая дебаты.

— Поговори мне!

— Что ж, раз одна тема под запретом, попробуем другую. Мое внутреннее чувство подсказывает мне, Гейл, что я должен проявить благородство и попросить тебя выйти за м…

— Постой! — Она приложила пальцы к его губам. Ее глаза потемнели, как от боли. — Мне нужно время, чтобы ко всему этому привыкнуть! Я планировала… у меня столько планов на жизнь, которые я пытаюсь воплотить, но это? Это не входило в мои планы. Пожалуйста, Роуэн, дай мне время.

— Время. — Он взял ее руку и поцеловал ладонь. — Да. Я сделаю все, чтобы ты получила то, что тебе нужно.

— Спасибо.

Гейл наклонилась, чтобы наградить его поцелуем.

— Можешь… пока голая… рассказать мне о себе и своей семье? — пошутил Роуэн. — Или эта тема также требует наличия хотя бы туфель?

Она отвела взгляд, но на этот раз его терпение не получило награды. Она не поделилась с ним ни словом о своей матери или о себе, и Роуэн понял, что лучше отступить. Мисс Гейл Реншоу, хотя и обнажилась перед ним в буквальном смысле, по-прежнему оставалась существом далеким и неизвестным.

Роуэн со вздохом перешел к делам более насущным.

— Очень хорошо. — Он протянул ей упаковку презервативов. — Я понимаю, что эта тема далека от романтичности, но она неизбежна. Будь любезна… вот жестянка с предохранительными средствами. Не думай, что я вообразил себе что-то или отношусь к твоему согласию на будущие встречи как к чему-то решенному, но пусть они лучше будут у тебя, Гейл. Убери их в свою тумбочку или куда-то в укромное место, где Флоренс или миссис Эванс их не обнаружат.

— Хорошо. — Гейл смущенно взяла жестянку, но тут же вскинула подбородок, как женщина, решившая быть практичной. — С твоей стороны очень разумно позаботиться об этом. Спасибо. Спасибо, что думаешь о моем… о нашем положении.

— Я искренне в этом заинтересован. Потому что не хочу, Гейл, чтобы ты от этого пострадала.

— Ты можешь… помочь мне одеться?

Не прикрываясь, Роуэн переместился на край постели и начал собирать ее одежду. Встав на колени, нашел чулки и пропавшие туфли. Наблюдая за ним, Гейл обнаружила, что чувствует большее смущение сейчас, когда он одевает ее, а не тогда, когда раздевал.

Он поднялся и при виде кучи одежды на кровати покачал головой:

— Я, конечно, не горничная, но давай посмотрим, сумею ли я мыслить в обратном направлении и закончить дело.

— Я… мне нужно лишь помочь с крючками…

— Глупости! Джентльмен всегда готов прийти на помощь, и я не собираюсь увиливать от шанса помочь тебе.

Взяв в руки чулок, он опустился на колени перед кроватью. Заскользив вверх по ноге Гейл, ладони Роуэна остановились на бедре, чтобы завязать атласную ленту, удерживающую чулок на месте.

— Роуэн! Я… мне нужно одеться. Можешь сам надеть хотя бы рубашку?

Он кивнул и натянул белую рубашку, частично скрыв свое тело от ее оценивающего взгляда.

— Да, конечно. Обещаю вести себя прилично.

Чтобы не взбунтоваться, когда он так и поступил, Гейл пришлось прикусить губу. Как бы ни была она расстроена и какими бы волшебными ни были соблазнительные прикосновения подушечек его пальцев к ее торсу, ногам и груди, доктор Роуэн Уэст оказался человеком слова. Он водрузил на место ее панталоны и застегнул корсет, затем настал черед многочисленных нижних юбок и кринолина.