Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты знала этого человека? – мягко спросил он.
– Нет, – выдавила она. – Но… Сути это не меняет. Он мертв! И я стала свидетельницей!
– Что сказала полиция? – поинтересовалась я, надеясь, что мой вопрос не усугубит ее состояние. К счастью, она не погрузилась глубже в истерику:
– Что у них нет зацепок и они даже не подозревают, кто бы это мог быть. Между жертвами нет ничего общего, они никогда не пересекались, друзья не совпадают, никаких подозрительных моментов в жизни… Простые горожане.
– Полицейские бы никогда не раскрыли такое потерпевшему, – заметила я.
– Я подслушала, – призналась она. – Они стояли рядом, говорили шепотом, я подсела ближе.
– Что, они совсем не собираются расследовать это дело?
– Не знают как. У них даже нет точки отсчета.
– Тогда оно так и останется нераскрытым.
– Нет, – вдруг жестко произнес Пак. От его серьезности по спине пробежали мурашки. Еще ни разу за все время нашего знакомства не видела его таким сосредоточенным, будто убежденным в чем-то. – Если полиция не знает, что делать, мы выполним их работу.
– Что ты имеешь в виду?
– То самое. А если этот маньяк продолжит действовать? Просто так он не остановится. У него нет совести. Убийцы ею не располагают, она им мешает. Что, люди будут смотреть, как умирают их родные и близкие? Я такого допустить не могу. Следует остановить этого сумасшедшего, кем бы он ни был.
– Мы подростки! – прошипела я. – Как ты себе это представляешь?!
– Не кричи, Хель.
– Мы не в низкобюджетном американском фильме, где школьники вытворяют всякую ерунду! Это жизнь! Мы либо сдохнем, либо провалимся!
– А я не был бы столь в этом уверен. Посмотри: мы умны, наша подруга связана с этим, так как является свидетельницей, мы живем в городе, в котором это происходит, и должны остановить это. Много людей пострадает, если мы не попробуем.
– Мы будем только мешать расследованию и крутиться под ногами у полиции. Посуди сам.
– Нет, у нас есть силы, и их хватит, чтобы одолеть маньяка-поджигателя. Только представь, Хель, какие почести нам будут воздавать, когда мы притащим его в участок!
– Две хрупкие девушки и не шибко мощный парень схватят маньяка-поджигателя и принесут его на блюдечке с золотой каемочкой тем, чья работа – ловить маньяков-поджигателей? Смешно.
– Мы же не будем бегать за ним по улицам с плакатами, – закатил глаза Пак. – Обнаружим его с помощью ума, а повяжем с помощью моей силы.
– Твоей силы? – скептически хмыкнула я.
– Он на самом деле не слабый, – шмыгнула носом Арлекин. – Я видела однажды, как он одним ударом дверь выбил.
– Я тоже могу одним ударом дверь выбить, если она не металлическая.
– Ну вот! – воскликнул Пак. – Ты сильная, я сильный, Арлекин преданная, а я вдобавок еще и умный. Находчивый. Реагирую быстро. Да и ты, Хель, отнюдь не промах. Ну, давайте, девчат! Все получится, мы станем героями!
Я уткнулась носом в ладонь. Как же это глупо. Будто я – действующее лицо хоррора с кучей крови, кишок и хардкора.
– Я согласна, – вдруг выдала Арлекин. Я уставилась на нее, как на восьмое чудо света. Серьезно?! Она?! – Хочу, чтобы преступника наказали за его жестокость.
– Жажда справедливости взбурлила? – не сдавалась я. – Как вы не поймете, это бес-по-лез-но!
– Мы считаем иначе.
Пак улыбнулся и протянул мне руку в пригласительном жесте:
– Давай, Хель. Разнообразь жизнь немного.
Что-то внутри ударилось о легкие, словно стремясь принять его точку зрения, согласиться и пуститься на встречу приключениям. Но здравому смыслу я доверяла куда больше.
– Предпочту жить в скуке, но жить, а не гнить в земле из-за жажды быть чьим-то героем, особенно когда этой жажды в помине нет.
И, кивнув лисам на прощание, вышла из кладовки, тихо прикрыв за собой дверь, хотя душа требовала хлопнуть ею как можно громче.
Арлекин-III
После того случая ходить одной в темное время суток стало проблематично – первозданный страх тугим поясом обхватывал живот и свинцом тек в горло. Каждый шаг давался с неимоверным трудом, выдавливался истощенным разумом. Будто я передвигалась по минному полю и вынуждена была выбирать, куда ступать, чтобы не взлететь на воздух. В каждой тени мерещились жуткие твари, тянущие острые когти и длинные лапы, жаждущие разорвать мою грудную клетку и со смачным чавканьем сожрать еще трепещущее сердце.
Меня разрывало на части. Одна половина души требовала сделать шаг в темноту, избавиться от страданий, кинуться на растерзание мрачным чудовищам, другая нашептывала, что нельзя оставлять Луну и подводить Солнце. Первая может погибнуть без помощи, которую я могу обеспечить; второй найдет меня и на том свете, выхватит душу из лап демонов и обречет на страдания, не снившиеся и дьяволу.
Я не могла сделать выбор, поэтому семенила на цыпочках по асфальту, стараясь никуда не сворачивать и не покидать освещенную зону. Когда фонари неожиданно начинали мигать, я дергалась, но продолжала свой путь; быстрее с каждой минутой – кто-то словно летел за моей спиной, подгоняя холодным дыханием.
Я была уверена, что за мной следят существа не людской природы. Человек производил бы шум, выдавал себя – я бы заметила благодаря материальным проявлениям его присутствия. Сомнения возникали исключительно из-за того, что я – пешка. Кому может понадобиться пешка без сил и возможностей?
Однако взгляд пронзал позвоночник, мертвенное дыхание щекотало шею, а тени по сторонам дороги перешептывались, скрывая кого-то более могущественного, пряча за своими полупрозрачными телами искру высшего…
В конце концов, раз существует Господин, почему не может существовать кто-то, противостоящий ему? Может, именно он, враг, скользящий меж теней, и сжигает несчастных людей?
При одной мысли об этом тело покрывала гусиная кожа. Перед глазами вставал образ высокого мужчины в черном плаще с капюшоном, его жертвы, привязанной к дереву, треск спички в его руках, блеск огня, а в следующий миг – вихрь костра, поглощающего невинного, его дикие вопли.
Сожжение – одно из самых жестоких убийств. Хель правильно сделала, когда отказалась от авантюры, предложенной Паком. Если смерть не забирает с собой, она меняет, выворачивает наизнанку, создает совершенно иную личность. Она как радиация – вызывает неизбежную мутацию, коверкает реальность, меняет линзы в очках, разлагает свет.
Я бы и сама попыталась сбежать, оградиться железными стенами от всего происходящего, но меня в пучину тьмы затянуло уже давно, еще в тот момент, когда Господин протянул мне руку. Уже тогда, вложив свою ладонь в его, я подписала нерушимый контракт на свою душу, и он погрузил ее в мутные воды. Ни единой искры. Даже