зажглось, как если бы они тащили Сашку. Он ворвался в комнату, в проходе столкнувшись с Лонжероном.

– Отпустите мальчика! – сказал он, скрывая волнение.

Анна Анчутовна внутри сидела, развалившись, в кресле, и выглядела полной жизни. Щеки ее вновь раскраснелись, лоб лоснился.

– Тащи его сюда, вот где у меня эта шельма…

Василиса взбрыкнула и попыталась вывернуться, но Макар ухватил ее за волосы на макушке и вручил Анне Анчутовне.

– Отпустите, – еще ровнее повторил Петр. – Вреда нет, перо вернули.

– Да знал бы ты этого щенка, князь. – Анна Анчутовна схватила Василису за ворот и потянула ближе. – Бесполезная душонка, искры на один пшик.

Она сжала хватку, и Василиса забилась в ней воробушком.

– Отдайте мальчика мне! – не выдержал Петр. И, решившись, добавил: – Я заплачу.

Анна Анчутовна остановилась.

– Зачем он тебе сдался?

– Это мое дело, – отрезал Петр. – Я расплачусь теплом. Вы же хотели – берите.

– Вы сошли с ума? – шикнул Лонжерон. – Немедленно прекратите донкихотствовать! Вы вернули перо, можете считать себя героем, довольно!

Но Петр не слушал.

– Берите столько, сколько сможете, – сказал он, протягивая ладонь. – Пока сами не остановитесь.

Анна Анчутовна кровожадно всхрапнула и оттолкнула Василису.

– Вот это дело, – сказала она, делая знак, чтобы Макар подкатил ее ближе. – Вот это я понимаю…

– Значит, по рукам?

– По рукам, князь. Забирай душонку. Как только вылетит за мои земли – свободна.

Она протянула ладонь с маленькими поросячьими пальцами, перевитыми у основания золотыми перстнями, и поманила Петра, как ребенок, требующий игрушку.

Петр задержал дыхание, готовясь, но бесовская хватка все равно проморозила до костей, прострелила ледяным гвоздем от руки до сердца. В груди потяжелело, будто легкие набили камнями, колени подогнулись. Стало невыносимо, и Петр подался было назад, но Анна Анчутовна вдруг поднялась на ноги, нависая теперь, придавливая тушей, и захрипела в самое ухо. Обеспокоенный Лонжерон сделал было шаг ближе, но Макар преградил ему путь.

Петр с трудом держался. Глаза высохли, язык пристал к небу. Анна Анчутовна над ним довольно урчала и ненасытно трогала – руки, плечи, сжимала так, что хрустели мышцы и трескалась кожа.

Едва ворочая языком, Петр все подбадривал:

– Еще… еще бери…

Анна Анчутовна зарычала. Ухватила затылок, вцепилась в лицо, сминая щеки, наконец стиснула шею – и немедленно разразилась тонким болезненным визгом. Оттолкнула, неуклюже рухнула в кресло, с ужасом глядя на выжженные до черноты полосы на ладонях.

Петр пошатнулся и едва не упал.

– Уговор был – пока сами не остановитесь, – сказал он, сжимая все еще огненный темляк и чувствуя, как от одного этого прикосновения возвращаются силы. – Все честно.

– Паскуда! – все еще выла Анна Анчутовна. – Сучий хвост! Да я тебя…

Петр поймал взгляд Лонжерона и кивнул на дверь. Тот, мгновенно ожив, толкнул Макара в бок, выставляя в коридор, и захлопнул дверь. Подскочившая Вася подперла ее стулом.

Сдернув с шеи темляк, Петр склонился к Анне Анчутовне.

– Что с Егором? – сказал он под грохот ударов, сотрясающих двери.

– Изрублю… – заскрежетала зубами Анна Анчутовна, – отдам на корм свиньям…

– Это уже потом, – кивнул Петр, сдувая холодный пот с кончика носа. – А сначала расскажете про Егора, иначе познакомитесь с этим ближе.

Анна Анчутовна несколько раз гулко фыркнула. Отпрянула, когда Петр сунул темляк едва не в ноздри.

– Был! Был здесь малец, – заговорила она сбивчиво. – Вечор объявился… угрем, в пруду у меня. На берег не лез, хотел прошмыгнуть, но охрана… охрана пригласила его в дом, и я… я… – Налитые глазки забегали.

– Говорите! – потребовал Петр, подставляя огненную тесемку так близко, что запахло паленым свиным волосом.

– Угощала я его здесь, в этой самой приемной, – захрипела Анна Анчутовна, – и комнату тоже дала, и охрану поставила.

– Где великий князь сейчас? – напряженно спросил Лонжерон.

По лицу его было ясно, что он, как и Петр, прекрасно представляет, как именно охрана приглашала Егора и какие покои были предоставлены ему на ночь.

Анна Анчутовна дернулась.

– Откуда ж мне знать… гостеприимством моим пресветлый князь побрезговал. До восхода солнца его и след простыл… охрана говорит, приметили у северной границы…

– Врете! – рыкнул Петр.

– Клянусь! Хвостом и рогами клянусь! – заверила Анна Анчутовна и вытянула из кармана блестящую цепочку. – Убег, только это и оставил…

Лонжерон глянул с недоверием:

– Это еще что?

– Ошейник Мушки, – объяснил Петр.

Лонжерон бросил на него быстрый взгляд.

– Север… это на Урал, он отправился к Малахитнице в Медную гору…

Дверь грохнула, и верхняя ее часть взорвалась щепками, оттуда показался толстый волосатый кулак. Василиса завизжала.

– Теперь не уйдешь, – прохрипела Анна Анчутовна. – Всю душу вытяну…

Не слушая угроз, Петр хлестнул ее темляком и бросился прочь.

– В окно!

Лонжерон уже распахивал створки.

– Скорее, скорее, – торопил он, хотя все трое и без его указки понимали, что дело пахнет неважно.

Первым вниз сиганула сосредоточенная Василиса, дальше выбрался Лонжерон. Петр бросился последним. Он уже был наполовину на воле, уже перекинул ногу через подоконник, когда вдруг понял, что не может вдохнуть. Шею обожгло, стиснуло треххвостым кнутом, в глазах полыхнуло алым. Тело дернуло назад. Петр попробовал ухватиться за игральный стол, но рука скользнула по зеленому сукну, и он шлепнулся на пол, утягивая за собой скатерть. Голова затрещала, как арбуз, брошенный на землю.

Мир почернел, сузился до крошечного кружочка, какой бывает, если подышать зимой на заиндевевшее окно. И в этом просвете Петр увидел бараньи рога и перекошенную от ярости рожу. Кнут стянулся на горле сильнее, заскрипела крученая кожа, Петр открыл рот, силясь вдохнуть. Темляк на груди горел, но был совершенно бесполезен. Макар шагнул над ним, закрывая свет, и замахнулся то ли ножом, то ли саблей, сверкнуло лезвие. Петр в отчаянии стиснул пустой кулак – и вдруг понял, что все еще сжимает зеленую скатерть. Щедрым движением он махнул сукном, скрывая жуткую морду, и как следует дернул. Макар ругнулся, выпустил кнут, слепо заскоблил руками, но ткань крепко зацепилась за рога.

Петр сбросил ослабевший кнут, ринулся к окну и перебросил тело через подоконник. Рухнул вниз. Упал больно, на колючки, но рев в комнате придал силы. В темноте он не нашел дороги, рванул напролом к ясно-золотому пятну горелки, побежал через сад, ломая кусты и распугивая павлинов. Обдирая штаны об очередную изгородь, он поднял голову и с ужасом увидел, что пятно света поднимается в воздух. Улетают! Без него! Он оглянулся – со стороны дома к нему неслись разъяренные бесы.

Глотая бьющее в горло сердце, Петр бросился наперерез. Он окликнул Елисея, махнул рукой и услышал, как ему что-то кричали с шара, но никак не мог разобрать, все перекрывал