– Да ведь я и чистых денег с собой не имею, – попробовал отговориться Петр.

Анна Анчутовна сковырнула когтем петрушку, застрявшую за бивнем.

– Да на кой ляд мне твои деньги? Нет, брат, играть так уж по-крупному. – Она посмотрела жгуче и словно бы голодно. – На твое тепло.

Петр застыл. Немедленно вспомнился вечер в покоях императрицы и проедающий внутренний холод, с каким Иверия забирала тепло. Глядя на Анну Анчутовну, становилось ясно, что такая и не подумает остановиться. Петр все еще соображал, как вежливо отказаться, как вдруг Лонжерон подал голос:

– Князь согласен.

Петр воззрился на него, взглядом требуя разъяснений, но тот и ухом не повел.

– Сколько вы хотите? – спросил он по-деловому.

Анна Анчутовна перевела на него торжествующий взгляд.

– Пустячок, ерундовинку. Ну, скажем, мизинчик.

Чем игривее звучали ее слова, тем сильнее от них сквозило угрозой.

– Что это для меня значит? – спросил Петр вполголоса.

Лонжерон дернул плечом.

– Проиграете – уйдете без пальца.

Ах ты, упырья твоя рожа. Мстить решился? Не стреляться, так по-иному свести счеты? Или это он всего лишь использует любые средства, чтобы выполнить задание императрицы, и Петр для него те самые «любые средства»?

Петр посмотрел на мизинец. Никогда этой мелочи не придавалось значения, исключая редкий заусенец, а сейчас он вдруг ярко ощутился – фаланга с морщинками на сгибе, подушечка и розоватый ноготь. Каково будет этого лишиться? Но ведь на кону судьба двух миров, разве это того не стоит? В бою он ежедневно рисковал жизнью, а тут – палец, подумаешь. Да и в конце концов, штос – игра удачи, он мог и победить.

– Что поставите вы? – спросил он, поднимая взгляд на бесовку.

Анна Анчутовна подалась вперед, дернула вывернутыми ноздрями.

– А я покажу, что мои ребята выловили из пруда прошлой ночью. Вам будет интересно.

Она ухмыльнулась, растягивая губы и показывая гнилые у основания бивни. У Петра взбрыкнули внутренности. От мыслей о том, что в подобном месте могли сотворить с Егором, подступила тошнота.

– Я готов, – сказал он решительно.

– Вот и чудно, – протянула Анна Анчутовна, с тяжелым кряхтением откидываясь на кресло. – Идем в кабинет, там и стол будет. Вези, племянник.

Громадный бес, которого она звала Макаром, взялся сзади за спинку кресла, потянул назад – кресло откатилось. Оказалось, оно было на колесах, а колени Анны Анчутовны скрывались под темно-зеленым одеялом. Снизу из-под бахромы выставлялась изуродованная подагрой распухшая нога, покрытая круглыми нарывами, каждый размером с молодую картофелину.

– Поосторожней давай, – прикрикнула Анна Анчутовна, хватаясь за больное колено, когда Макар дернул кресло. – Чай, не попадью везешь…

Следуя за хозяйкой, Петр прошел в тесную комнатку, где на столе, покрытом отрезом зеленого сукна, лежали колоды карт и мел, а вдоль стен горели рогатые торшеры на тяжелых бронзовых ножках.

– Позвольте мне банковать, – попросил Петр, усаживаясь. Раздавать карты сейчас казалось возможностью, пусть даже и обманчивой, влиять на победу.

– Нет уж. – Анна Анчутовна с треском рванула бумажную упаковку на новой колоде. – Я хозяйка, это мое право. А ты понтуй, голубчик. Какую карту поставишь?

Петр сжал зубы от фамильярности этого «голубчика», но не позволил сбить себя с толку. Молча открыл свою колоду и осмотрел. Гладкие белые рубашки в красный узор, никаких отметин, на обман не похоже. Да и как мухлевать в штосе? Понтер загадывает карту, банкомет раскладывает колоду на столе, одну карту слева, другую справа. Если загаданная карта легла слева – победил понтер, если справа – банкомет. Дело удачи, а не расчета. Значит, нужно и вправду выбрать и верить. Но что?

Анна Анчутовна смотрела внимательно и молчаливо, давая ему время.

«Тройка… – завертелось вдруг в голове настойчиво и колюче, словно выцарапывая цифру иголкой, – возьми тройку…» Откуда это? Петр не знал отчего, но что-то внутри подсказывало: иди от меньшего, не бойся. Решившись, он выдохнул. Так тому и быть.

Выбрав тройку, Петр положил ее перед собой на стол рубашкой вверх.

– Банкуйте, – сказал он твердо.

Анна Анчутовна опустила колоду на стол. Взяла сверху две карты, уложила одну справа, другую слева. Петр взглянул на ту, что была ближе, и горячо задышал. Там гордо лежала червовая тройка. Соника! Выигрыш с первой же карты! Победа!

Петр гордо глянул на Лонжерона, переворачивая свою загаданную тройку. Ага, посмеяться хотел? Выкуси. Однако Лонжерон был все так же сосредоточен, лишь губы его дернулись уголками.

– В потустороннем штосе ваша карта слева, – сказал он сквозь зубы.

Слева? Петр обледенел, чувствуя, как холод пробегает по ладони. Мысли заскакали. Ну подумаешь, ну мизинец, не рука же. Сможет держать и пистолет, и шпагу, немного переучится, но сможет, так чего тут думать.

Он все еще убеждал себя, а Анна Анчутовна уже потянулась навстречу. Рыхлые, но неожиданно цепкие пальцы взялись за запястье.

– Сыграем еще! – объявил Лонжерон, хлопая ладонью по столу. – Поднимем ставку.

– Вы с ума сошли? – возмутился Петр.

– Вы хотите уйти сейчас? Ни с чем? – Он понизил голос: – Не выполнив приказа?

Петр сжал зубы.

– Чего это будет мне стоить?

Анна Анчутовна развернула его ладонь и загнула сразу четыре пальца, словно угол карты, поднимая ставку.

Петр качнул головой:

– Если я проиграю, то не смогу стрелять… не смогу сражаться…

– Вот и побеждайте! – отрезал Лонжерон.

Слова ударили, как пощечина. Петр опустил глаза на карты и кивнул. Оставалось надеяться на последнее средство погибающего мужества – везение.

– Играем.

Хрустнула, разрываясь, новая обертка. Зашуршала, тасуясь, колода.

«Семерка… семерка…» – завертелось в голове, не отпуская. Словно черт там поселился и нашептывал цифру. Петр хмурился, встряхивал головой, но никак не мог избавиться от надоедливой мысли.

«Семерка… семерка…»

Лонжерон по правую его руку сидел совершенно неподвижно, разве что то и дело подергивал коленом, и Петр раздражался от соседства.

«Семерка… семерка…»

Петр потянул карту. Семерка гладко скользнула в ладонь, а потом улеглась на зелень сукна.

– Держись, князь, – протянула Анна Анчутовна, выкладывая две карты.

На этот раз Петр знал, куда смотреть, так что проигрыш свой понял сразу. Предательница бубновая семерка развалилась с чужой стороны, словно издеваясь.

Петр ощутил, что уже леденеет. В голове все притихло, и голос Лонжерона грохнул громом:

– Еще!

– Руку! – рявкнула довольная Анна Анчутовна.

– По локоть!

Петр взбесился:

– Да что ж вы мной торгуете, будто лошадью!

– Не нравится? – глянул в упор Лонжерон. – Неприятно?

Повисла пауза. Петр только теперь понял, зачем проклятый француз все это затеял и что хочет доказать. И еще он понял, что целым ему отсюда не выйти.

Он поднял карты к лицу и долго смотрел, не глядя. С трудом