– Понятно, – кивнула Мариша. – А спирт, значит, ваша соседка в доме держала?

– Конечно, а где же еще?! – даже фыркнула Клава. – Под кроватью у нее и стояли канистры. Мужики наши на деньги могут и не польститься, а водку или спирт обязательно выпьют. Так что Глафира от них всенепременно его прятала. А когда проводку замкнуло, то спирт вспыхнул, и от Глафиры, конечно, ничего не осталось. Впрочем, пожарные сказали, что она в дыму, скорей всего, задохнулась. Потому что проводку замкнуло в другом месте, сначала тлело. А как до спирта дошло, так дом и вспыхнул. Дерево сухое, все вмиг сгорело.

– А когда? – спросила Мариша, у которой от волнения пересохло во рту.

Ох, недаром ей поплохело на пепелище! Нет, недаром. Мариша нутром чувствовала, что-то тут не так. Случайность была весьма странная.

– Так позапозавчерашней ночью и сгорело, – сказала тем временем Клава, загнув пару пальцев на руке и пошевелив молча губами, словно считая что-то про себя.

– Позапозавчера, это что же, две ночи назад или три? – спросила у нее Мариша.

– Ну так, – нерешительно кивнула Клава. – Считайте сами, сейчас одна ночь будет, прошлая ночь мы уже тут с бабами сидели, перетирали, что да как. А третью ночь тот пожар и случился. Ой, нет. Еще раньше. Две ночи с пожара прошло, сейчас третья идет.

Мариша с Дуней переглянулись. Выходит, Танька была убита на следующую ночь после пожара, унесшего мать ее соперницы. Какая между этими двумя событиями связь, подруги еще не понимали. Но чувствовали, что поискать нужно.

– Только я не верю, чтобы Глафира от проводки погорела, – неожиданно добавила Клава, и подруги насторожились еще больше.

– А почему? – спросила Мариша.

– Гость у нее был в тот вечер, – охотно пояснила Клава. – Вот я и думаю, а не уронил ли мужик окурок или еще чего. Мужики ведь такие неаккуратные. Чисто дети, глаз да глаз за ними нужен.

– А что за гость?

– Не знаю, – пожала плечами Клава. – Мужчина. Я-то сама его не видела. Мне Михалыч сказывал. Он этого гостя из самой Костромы сюда привез. Михалыч там на такси работает. На вокзале стоит. Вообще-то сам он местный. Но женился и в Кострому перебрался к жене. А мать у него в соседней деревне живет. Так что Михалыча тут все знают. Он с моим старшим братом дружил. Ванька-то погиб в прошлом году, на машине разбился. Пьяный сильно был, а за руль уселся. Так машину угробил и сам погиб. А Михалыч живехонек остался. Только руку себе сломал, когда из машины выпрыгивал. Как раз на прошлой неделе годовщина была со дня смерти Ваньки. Вот Михалыч воспользовался оказией и зашел к нам Ваньку помянуть. Ну а заодно и про пассажира своего рассказал.

– Так тот мужик прямо этому Михалычу и сказал, чтобы шофер его к Катькиной матери отвез?

– А зачем говорить? Михалыч и сам не слепой. Высадил пассажира и посмотрел, куда мужик-то намылился. А потом к нам пришел и рассказал.

– А что за мужик был? – полюбопытствовала Дуня.

– Средних лет, – пожала плечами Клава. – А больше я ничего не знаю. Но судя по тому, что тот мужик дорогу к дому Глафиры не спросил, сам знал, куда едет. А только странно, его Михалыч не признал. И мужик этот ни о ком из наших ничего не знал. Значит, чужой кто-то.

– Чужой, а к дому Глафиры прямиком направился? – спросила Мариша.

– Вот то-то и оно, – кивнула Клава. – Может быть, Глафира с ним познакомилась в городе, когда к Катьке в прошлом месяце ездила?

– А она ездила?

– Еще одно диво! – кивнула головой Клава. – Вообще-то в мае кто же из деревни уезжает. Самая пора работать. На огороде дел невпроворот. И посадить нужно, и землю вскопать и разрыхлить. Это уже потом, в июле, только и нужно, что поливать. А вначале так и сорняк прет, и за рассадой глаз да глаз нужен, чтобы не померзла или, наоборот, не пересохла. А Глафира обычно хозяйство в большом порядке держала. А тут снялась с места и сразу после Катькиного звонка в город помчалась. Ни картошку еще не посадила, ни свеклу. Я прямо обомлела, когда ее утром с сумкой увидела.

– Может быть, у Катьки тогда случилось чего?

– Вот и я о том же подумала, – кивнула Клава. – Спросила у Глафиры, а она только рукой махнула. Приеду, говорит, расскажу.

– И рассказала?

– Ничего она не рассказала, – хмыкнула Клава. – Набрехала чего-то, что у Катьки болезнь какая-то приключилась вроде воспаления легких. Врачи даже боялись, что помрет девка. Вот, дескать, Глафира потому в город и кинулась. Только брехня это насчет воспаления легких. Мне же Катька звонила на трубку. У Глафиры Матвеевны что-то с трубкой случилось, так Катька мне звонила. Я с ней разговаривала, голос у нее совсем здоровый был. Если у нее какое воспаление и было, то исключительно воспаление хитрости. Или другая какая неприятность по женской линии. А Глафире и неудобно было об этом соседям рассказывать. Вот и соврала про воспаление легких у Катьки.

– А долго Глафира у дочери пробыла?

– Да дней пять ее точно не было, – ответила Клава. – Потом вернулась. Довольная такая. С подарками. Я даже удивилась. У Глафиры особо не забалуешь. Щедростью не отличалась. А тут вдруг из города конфет привезла. А потом мне еще ни с того, ни с сего двух своих лучших гусей подарила.

– Чего так?

– На развод, сказала, отдаю, – пожала плечами Клава. – У меня день рождения был, так она мне гусей своих и подарила, вроде как подарок. Только все равно странно. Обычно Глафира если чего и подарит, так рублей на сорок-пятьдесят. И то, считай, много. А тут целых двух гусей. Да не каких-то там заморышей или подростков, а уже взрослую пару.

– С чего бы вдруг такая щедрость? – спросила Мариша.

– Вот и я насторожилась, – кивнула Клава. – Даже не хотела брать, думала, Глафира с меня за этих гусей потребует услуги какой. А она – нет. Теперь-то уж я понимаю, это она смерть свою чувствовала. Вот и расщедрилась напоследок. Ведь с собой все равно не унесешь – все добро, что Глафира за свою жизнь нажила, все прахом пошло. Ничего спасти не успели. Гуси только на улицу из птичника как-то выскользнули. Когда народ подбежал, вся стая уже с другой стороны забора гоготала. А потом на пруд за вожаком поковыляли. Так и живут там до сих пор. На ночь им Андрюха – сосед Глафиры свой старый дровник выделил. Он у него еще крепкий, так что от хищников птица там в безопасности. Ну, тесновато для десяти пар, но ничего. Вот Катька приедет, пусть распоряжается, что с ними дальше делать.

– А нам Катька говорила, что у ее матери почти сотня гусей, – сказала Дуня.

– Так и было! – воскликнула Клава. – Только на зиму всегда меньше оставляют. А к весне, понятное дело, поголовье восстановить нужно. Так что вас не обманули. Только в этом году Глафира какая-то странная была. Огород вовремя не засадила. Потом вскопала, но как-то без огонька. И гусей тоже как было у нее с зимы, столько и летом осталось.