сразу перехватила оценивающие взгляды и ответила.

— А сейчас мне наплевать, уложены мои пушистые волосы или нет. Укладываюсь при необходимости. И никогда не заплетаю косу, я терпеть этого не могу. — Сделав пару глотков воды, Надежда продолжила: — Я перенесла две операции на позвоночнике, несколько курсов реабилитации. Врачи говорят, шансов нет, я никогда не смогу ходить. Лучше бы я умерла там, — в глазах Надежды блеснули слезы, губы задрожали, руки, лежащие на коленях, собрались в кулак. — У меня больше никого нет. Другие родственники живут не близко, я благодарна им за материальную помощь. Но физически ни у кого нет времени ухаживать за инвалидом, у всех свои семьи и проблемы. Я даже не завела подруг — мать пресекала любое общение с кем-то. В боязни быть побитой, наказанной за неповиновение со стороны матери я выросла нелюдимой. Она воспитала во мне комплексы неполноценности, страх перед обществом, я из-за этого не смогла поступить в институт. Что с ногами, что без них — я изгой общества. Поэтому интернет — это единственная связь с миром, мой друг и товарищ, работа, доставка, общение, развлечения и досуг.

— Когда вы в последний раз выходили в чат? — поинтересовался Медведев.

— Вчера вечером.

Сотрудник за ноутбуком, одобряюще кивнул, подтверждая правдивость сказанных Надеждой слов.

— Даже после смерти матери я не перестаю выходить в чат. Делюсь там с другими эпизодами своей несчастливой жизни, мне так легче пережить всю ту накопившуюся боль, которая до сих пор в моем сердце. Я смирилась, что до конца жизни буду недееспособной. Мне помогают социальные службы, иногда добрые соседи. Жизнь продолжается, и надо жить дальше. Но смириться с душевными ранами, побоями, травлей, издевательствами, которые я испытывала на протяжении всего детства и взросления, — нет. Я считаю, что всех этих убитых, про которых вы мне говорите, и мою мать в том числе, настигла карма за их нелюбовь к своим детям.

Устроив перерыв, следователи вышли на улицу. У всех был удрученный вид. Стоя возле подъезда дома, они начали бурную дискуссию.

— Снова полная задница, — констатировал Максим, прикуривая сигарету.

— У нее мотив. Вы что, все повелись на ее ангельский вид? — раздраженно говорил Александр.

— Да она мухи не обидит, — сказала Светлана.

— Наличие мотива не делает из нее убийцу, — произнес Максим.

— Да, перестань, Саш. Не кипятись. У нас на нее ничего нет, нам нечего ей предъявить. То, что она изливает душу в интернете, желая смерти матери, — это не преступление. Нет тела, нет дела… Ты видел ее ножки? — спросил Денис.

— Ноги как ноги, — злился Мухин. — Знаем мы таких инвалидов, бегают лучше здоровых.

— Хрупкая Дюймовочка с тридцать пятым размером ноги. На месте преступления следы были тридцать девятого размера. Она физически не справилась бы с жертвами, они дали бы ей отпор, — продолжал Денис.

— Мы опять не продвинулись в расследовании ни на шаг, опять тупик. Да к тому же она блондинка, — высказалась Светлана.

— И что! Женщины все время красят волосы, — возмущался Александр.

— Она натуральная блондинка. А Освободительница красится под брюнетку, но от природы у нее каштаново-рыжие волосы, — пояснила Светлана.

— Саш, ты же не идиот и не слепой, а профессионал. Я в этом уверен, — хлопая по плечу Мухина, произнес Максим, успокаивая разгорячившегося коллегу. — Нам бы всем хотелось, чтоб «ВН» оказалась Венецкая Надежда, но это не так. Я же вам говорил, убийца тоже не идиотка, не будет она себя так подставлять с запиской.

Предчувствия Медведева снова сбылись.

— Саш, не веришь, так проверь. Выясни все обстоятельства аварии и пообщайся с докторами.

24. Боль утраты

Проходили дни. Все обвинения с Венецкой Надежды были сняты из-за отсутствия доказательств, подтверждающих ее причастность к убийствам. Физическая недееспособность Надежды была подтверждена бюро медико-социальной экспертизы, криминального характера произошедшей с ее семьей автокатастрофы не было установлено. Расследование дела Освободительницы вновь встало.

Прошло больше месяца после смерти Веры. После предания тела земле не всегда рядом находятся люди, которые готовы дальше поддерживать и продолжать сочувствовать горю другого человека. Проходит пара дней после похорон, и скорбящий человек остается со своей печалью в вакууме один на один. Вот и пришло это тяжелое время для семьи Калининых. Маргарита и Ника переносили потерю близкого человека каждая по-своему. Конечно, боль имеет конец. Нужно примириться, смириться с потерей, но у каждого свой период переживания.

Нике мерещились образы сестры в других людях, и при этом всякий раз она вздрагивала. Вот идет рыжеволосая девушка, волосы как у Веры, густые длинные. А вот кто-то громко смеется, звон смеха такой же, как у Веры. Она думала, что сойдет с ума. После гибели сестры Ника надеялась, что завоюет внимание матери как единственная оставшаяся дочь. Ника старалась изо всех сил перевести интерес матери на себя, чтоб отвести материнскую тоску, но безрезультатно. Маргарита ощущала внутреннюю пустоту, с гибелью дочери она лишилась части себя. Душевная апатия как большое увесистое одеяло окутала ее с ног до головы. Замкнувшись в себе, она так глубоко ушла в свою боль, что творящееся вокруг ее перестало привлекать. Всепоглощающее чувство вины, злость на себя, что недосмотрела, что не надо было пить снотворное, что не предотвратила трагедию, не оставляли ее в покое. По инерции она ходила на работу, которая позволяла отвлечься и на какое-то время забыться. Она брала дополнительные смены, чтоб меньше быть дома, где ей все напоминало о дочери.

Для многих наступала пора радости и веселья, ведь до Нового года оставалась неделя. В преддверии праздника украшенные витрины магазинов, кафе, торговых центров пестрили яркими огнями, гирляндами, красивыми инсталляциями. Город был окутан преображением, люди суетились в новогодних хлопотах. На многих улицах и площадях, а также во многих домах давно стояли наряженные елки.

Пока еще небольшая выпуклость ниже пупка не бросалась в глаза коллегам и окружающим, позволяя Нике скрывать свое интересное положение под свободной одеждой. Шла пятнадцатая неделя беременности. Реакция Тимура на новость, что она носит не его дитя, была для нее оскорбительна и унизительна. Ника предпочла поставить прочерк в графе отец еще не родившегося ребенка, вычеркнув Тимура, таким образом, из своей жизни и жизни малыша навсегда. Попытки Марго выяснить отцовство не увенчались успехом, и она поверила, что Тимур не имеет к этому отношения. Избегая осуждения со стороны людей, что молодая незамужняя девушка беременна, только избранные были посвящены в эту тайну. Некоторые сами догадались, что она носит ребенка, но из вежливости молчали, видя, что будущая мать не желает об этом говорить. Самочувствие ее было удовлетворительное. Токсикоз