Меньше секунды мне хватило, чтобы понять несколько простых вещей. Первое: звук исходил из моего дома. Второе: никаких волков и прочих опасных животных здесь быть не могло. Третье: эта какофония раздалась после того, как тетя Маша оказалась внутри. Четвертое: при этих раздирающих душу звуках нечто странное, необъяснимое срезонировало во мне.

Кулик, вот ты идиот! Защитные печати, повешенные казаками! Тети в числе лиц, допущенных к особняку, не было. И они ее не добавляли, как того же Будочника. И что еще хуже — печать, повешенную группой лиц, мог снять только более сильный маг.

Все так. Но стоять и ждать, когда сюда сбегутся все окрестные патрули, не хотелось. Я прощупал невидимую защиту, отодвинул в сторону собственные слабые заклинания, которые даже не сработали по каким-то причинам и обнаружил три печати. Жесткие плоские кругляши, похожие на приплюснутый сургуч и зависшие над самой крышей. Понимал, что они мне не по зубам. Но все же потянул за одну из печатей, вкладывая в нее силу. И та рассыпалась…

Развалилась, как книжный пепел под грубыми нетерпеливыми пальцами. А вместе с ней замолк и невидимый колокол. Воодушевленный первым успехов, я потянул за вторую печать. И снова успех! Визг прекратился. Третья печать пала вслед за своими товарками, и наконец растворился в ночной мгле волчий вой.

Так, либо я дурак и чего-то не понимаю, либо — офигеть какой сильный маг. Развеял печати «пятерок», причем находясь не в самом лучшем физическом состоянии, так легко, словно их пытались создать Протопопов с Горчаковым. Или — их повесили специально, чтобы я смог в будущем эти печати разрушить? Тогда для чего?

Вопросов для тяжелой ночи было слишком много. Поэтому я решил перенести задачки со звездочкой на какой-нибудь другой день. Сейчас надо заняться более насущными делами.

— Укройся вон на той крыше, — указал я кьярду, а сам перевалился в окно. — И своего хищного носа не показывай, пока я не скажу.

Васька потоптался еще немного и поскакал исполнять приказание. А я зажег керосинку и приготовился ждать.

— Господин! — раздался на лестнице испуганный голос Иллариона. — Господин.

— Я здесь, — окликнул я его. Чего доброго, еще пробежит мимо, к спальне.

— Господин, — ввалился он в кабинет. — Хвала Господу, Вы…

Он оторопел, увидев сидящую на стуле тетю Машу. Последняя, кстати, все еще не пришла в себя, находясь в некоторой прострации.

— Не знал, что вы того… с дамой.

— Чушь не пори, это моя тетя. Тетя Маша. В смысле, Мария Георгиевна.

— Очень приятно, Илларион, — поклонился слуга. — К Вашим услугам.

Тетя пустыми глазами поглядела на него, улыбнулась и слегка склонила голову. Надо же, психотропные вещества сделали из нее настоящую дворянку. Потому что именно так бы поступила обычная обитательница здешнего мира.

— Вы к нам в гости, сударыня? — поинтересовался Илларион.

— Нет, на ПМЖ. А теперь делай все быстро и не задавай вопросов. Спрячь ее куда-нибудь, сейчас придет Конвой, чтобы узнать причину сработавших печатей. А я попробую их уболтать.

И стал торопливо раздеваться, чтобы встретить казаков «сонным». Вообще, странно, что дверь еще не трещала от настойчивых стуков. Как-то это все было подозрительно. На мой неозвученный вопрос ответил Илларион.

— Так уехали они.

— В смысле — уехали? — замер я с наполовину стянутыми штанами.

— Больше часа как, — пожал плечами слуга. — Из их отряда двое с лошадьми явились, все остальные сели и уехали.

Ну, теперь хотя бы стало понятно, кто меня провожал до борделя. И, прям, камень с души свалился. Получается, если их до сих пор нет, то Черевин все еще возле дома терпимости? Да что там, возможно, дело даже удастся провернуть без лишнего шума. Сработавшая сигнализация не в счет.

Я выглянул в окно — ну да, в нескольких местах зажегся свет. Одно окно даже распахнулось и наружу наполовину вывалился сонный дядька в ночном колпаке. Он лениво оглядел улицу, на мгновение прислушался, а потом, вздрогнув от морозной свежести, вернулся обратно в дом.

Вот и вся бдительность. С другой стороны, все правильно — убедился, что это не Разлом, не пожар — можно спать. А с ворами и грабителями, если таковые имеются, должна бороться полиция. Последней, к слову тоже не наблюдалось. С одной стороны, времени прошло с момента срабатывания сигнализации мало, печати я разрушил быстро. С другой, как-то обидно. Вот произойдет что нехорошее — и все. Когда убьют, тогда и приедем!

Однако времени на то, чтоб сокрушаться, категорически не осталось. Нельзя же заставлять господ казаков ждать, да еще в такой сомнительной компании. Я даже представил, как сейчас Черевин сидит посреди графинов с водкой и плящущих девиц. Или он все же вломился в комнату с артистичной Глашей? Ладно, пока не доберусь, не узнаю.

На всякий случай я все же захватил немного денег. Мы, Куликовы, почти как Ланнистеры, всегда платим свои долги.

— Илларион, присмотри за ней внимательно. Она пока в очень странном состоянии… Тетя Маша, ты как?

— Хорошо. Какая интересная комната, столько книг.

— Можешь почитать любую. Думаю, Пал Палыч против не будет. Тетя Маша, я сейчас уйду ненадолго, скоро вернусь. Хорошо?

— А ты куда?

— В магазин, дома кушать нечего.

— Хорошо, купи желатин. Испеку чего-нибудь.

Надеюсь, это состояние скоро пройдет, и тетя Маша станет адекватнее. Потому что минуту назад она спокойно лезла в окно с летающего коня в дом девятнадцатого века. А теперь просит купить желатин. И делает вид, что все в порядке вещей.

Вышел наружу я через парадную дверь. Надо было проверить, действительно ли никого нет в доме напротив. Постоял немного, подождал, нет, никто не показался. Правда ушли. Хотел свистнуть, но Васька опередил меня, спикировав сверху. Все-таки ментальная связь — прикольная штука.

До конюшен Миши Хромого мы долетели за считанные минуты. Вот только быстро отделаться от Васьки я не смог. Уже расседлал его, завел внутрь и собрался свалить восвояси, как заметил, что кьярд дрожит. В жизни бы не подумал, что ему может быть холодно. Но нет, так и оказалось.

И что интересно, он не вспотел от быстрой скачки. Тело по-прежнему при прикосновении неприятно холодило пальцы. Словно Васька не до конца вернулся обратно из воздушной стихии. Я тут же накинул на кьярда попону. А еще вспомнил наставление