– Тут одно из двух. Либо этот человек крайне осторожен и не хочет лишних хлопот, а они бы обязательно последовали, назови он себя. Либо это и был убийца.

– Мне кажется, второе ближе к истине. В ночное время возле моего фруктового сада местные ходить избегают. Да и в дневное тоже.

– Но если это был убийца, он здорово рисковал, сделав звонок в полицию.

– Ничем он не рисковал, – сварливо отозвался Никитин. – Полицейские сказали, что проследили звонок и выяснили, что он был сделан с телефона покойницы.

– У нее при себе был аппарат?

– Да, был телефон, с которого этот тип и позвонил в полицию. А после использования бросил телефон рядом с трупом.

Какой циничный поступок! Слишком циничный для простого свидетеля, пожелавшего остаться неизвестным. Ясно, что случайный человек не стал бы рыскать возле трупа, надеясь найти телефон, с которого можно сделать звонок. Он либо вообще не стал бы звонить, а унес ноги куда подальше, либо воспользовался для звонка своим собственным телефоном.

– Звонивший был мужчина?

– Вроде бы да. Мне обещали дать послушать запись его голоса.

– Я бы тоже не отказался, – произнес Василий Петрович. – Этот тип действует так нагло, он явно хорошо знаком с нами и нашими привычками.

– Думаете, это кто-то из своих?

– Почти уверен в этом. Одного я только не могу понять: что нужно этому человеку? Чего он добивается, сея в округе панику?

– Не знаю, как насчет паники, а мы с вами явно под ударом. И если предположить, что этот тип задумал сорвать вашу и мою предвыборные кампании, то он почти достиг своей цели.

Вскочив на ноги, Никитин воскликнул:

– Но я так легко не сдамся! Пусть и не мечтает! Я за честные выборы!

Взглянув на Василия Петровича, он неожиданно спросил:

– А вы?

– Что?

– Вы за честные выборы?

– Разумеется! – тоже поднялся со своего места Василий Петрович.

– Значит, мы с вами договорились? Объединяем наши усилия, действуем сообща и ловим этого гада?

Василий Петрович колебался ровно полсекунды, затем кивнул головой:

– Да. Я согласен.

Бывшие противники торжественно пожали друг другу руки и попрощались. Василию Петровичу нужно было время, чтобы привести себя и свои мысли в порядок, одеться, а затем он собирался ехать в полицию, куда должен был прибыть и Никитин.

Когда Никитин оказался возле дверей, его остановил голос Алены:

– Скажите, а дочь убитой… Арина… Она где?

– Да, с ней-то все в порядке? – поддержала Инга подругу.

Никитин остановился и с недоумением взглянул на женщин.

– Арина? Понятия не имею, где она… Наверное, где-то в доме. Какое это теперь может иметь значение?

Высказавшись, этот тип прытко рванул прочь. Судьба молодой женщины, оставшейся одной в чужом месте с телом убитой матери практически на руках, Никитина ни капли не волновала.

В отличие от него Василий Петрович понял, как нелегко сейчас приходится Арине, и успокаивающе сказал жене:

– Я наведу справки об этой девушке. Думаю, что она сделала из случившегося правильные выводы. Нельзя сеять рознь между друзьями. И если она захочет, то пусть перебирается назад в «Дубочки», я не возражаю.

– Спасибо тебе! – обняла мужа Алена. – Ты у меня такой хороший!

– Погоди благодарить. Может быть, эта краля еще и не захочет сюда вернуться.

Василий Петрович словно в воду глядел. Арина заявила, что в «Дубочках» ей и ее матери было нанесено оскорбление, возвращаться она туда не желает, поскольку обрела в «Никитском» благодетельницу в лице матери хозяина. Как видно, выводы из случившегося Арина сделала, только совсем не те, на какие рассчитывал Василий Петрович.

В полиции, куда Арине все же пришлось поехать, девушке задавали множество вопросов, касающихся отношений ее матери с мужчинами. Арина в ответ твердила одно и то же:

– Ничего не знаю. У матери поклонников не было, она посвятила свою жизнь мне одной и только мной и жила. Мы с мамой были друг к другу так привязаны!

Здешний следователь по фамилии Терентьев уже знал о том, что Арина и ее мать жили вдвоем. Поэтому он лишь кивнул в ответ и продолжил расспрашивать Арину:

– Но с кем-то же ваша мать встречалась прошлым вечером. С кем?

– Я не знаю. Она ушла из дома еще засветло, сказала, что идет прогуляться.

– И вы не встревожились, когда пришло время ложиться спать, а матери дома не оказалось?

– Я не знала, что она не вернулась.

– Вот как? Вы даже не зашли к ней, чтобы повидаться перед сном? Убедиться, что с ней все в порядке?

– Нет.

– А могу я поинтересоваться о причине такого равнодушия к собственной матери?

– Это не равнодушие… просто мы с мамой немножко перед этим повздорили.

– И по какому же поводу?

– Это наше с ней личное дело. Вам об этом знать не обязательно.

– Хочу вам напомнить, что ваша мать убита. И если у вас есть хоть малейшее представление о том, кто мог это сделать, изложите свои соображения.

– Мне нечего вам сказать. Мы с мамой всегда жили душа в душу. Но маленькие ссоры между нами, конечно, случались. У кого их нет? И вот во время одной из таких ссор мама сказала, что не хочет меня видеть, и ушла. А я тоже обиделась и решила, что не пойду к ней первой мириться. Подожду до утра.

И Арина заплакала:

– Простить себе не могу, что ничего не почувствовала!

– Значит, вы не знаете, с кем встречалась ваша мать прошлой ночью?

– Нет!

Но, несмотря на этот сухой и лаконичный ответ, у следователя Терентьева сохранилось ощущение того, что дочь потерпевшей не вполне откровенна с ним.

Когда тем же днем, но чуть позднее к нему приехали Никитин со своим эскортом и Василий Петрович – со своим, то следователь прямо им заявил:

– Арина не была откровенна со мной. Думаю, девица что-то скрывает от нас.

– Но зачем ей это?

– Кто ее знает? У меня после разговора с ней сложилось ощущение, что ваша Арина совсем непроста. Как я понимаю, ее мать была еще той интриганкой, дочь могла унаследовать страсть к интригам. Возможно, она знает, с кем собиралась встречаться ее мать, но сознательно нам с вами этого не говорит.

– Почему?

– В качестве предположения могу сказать, что она хочет стрясти с этого типа деньги за свое молчание.

– С убийцы? Но это же очень опасно! Арина не станет рисковать жизнью.

– Я лишь предположил это в качестве версии.