— А теперь ты говоришь как папа. «Блаженство на рассвете быть живым», — с легким сарказмом заметила Хелен. — Кажется, Шекспир.

— Нет, Вордсворт. Сестра Агнес часто цитировала эту строчку.

Жена внимательно взглянула на него.

— Ты все еще скучаешь по Агнес? С тех пор как мы вернулись, ты несколько раз о ней вспомнил.

Джошуа пожал плечами.

— В конце концов, мы в Мэдисоне. И сенатор Старлинг выбил меня из колеи. Наверное, этого он и добивался. Агнес — самое лучшее, что было в моем детстве. И не только в моем. Они хотят, чтобы однажды я приехал в Приют.

— Ты поедешь?

— Может быть. Не как знаменитый Джошуа Валиенте, приютский мальчик, добившийся славы, ныне — символ Долгой Земли, мэр и все такое… Хорошо, если мне разрешат просто поговорить с детьми… о разных вещах, например как пользоваться ножом, как лечиться в полевых условиях, как сделать ночное небо своим другом, чтоб Большая Медведица стала вешалкой для шляпы, а Орион указал дорогу домой. Вот чего мне недоставало в те времена… Жаль, что Агнес не увидит этот благословенный рассвет. Нужно принести цветы на ее могилу.

— Она вообще любила цветы?

Джошуа улыбнулся.

— Сначала всегда отказывалась. А потом брала букет, ворчала о пустой трате денег и держала цветы у себя в комнате, пока не осыпались лепестки.

Хелен поцеловала его в щеку.

— Иди.

— Куда?

— Иди и навести Агнес. Бог с ним, с приглашением из Приюта. Иди сам. И тебе станет легче. Не волнуйся за нас. Мы никуда не денемся. Я, по крайней мере.

Джошуа как следует подумал.

И на следующий день пошел.

Новый город в Мэдисон-Запад-5 вырос, заменив старый, разрушенный взрывом; он возник из поселения, где Хелен некоторое время жила с семьей, прежде чем отправиться в дальний путь. Приют здесь был тщательно воссоздан, с той разницей, что его отремонтировали. Джошуа сам дал денег на ремонт. А сестра Агнес дожила до его окончания.

А потом она умерла, под ярким осенним солнцем, на новой Земле. Ее похоронили в присутствии многих важных особ — Джошуа знал, что некоторые из них не прочь были бы проводить Агнес в последний путь намного раньше.

Она покоилась на новеньком кладбище, пока пустом, неподалеку от Приюта. Ясным и свежим майским вечером Джошуа пришел с букетом и положил его на камень. Там лежали и еще цветы — от сестер, от других бывших воспитанников, которые помнили неисчерпаемое терпение сестры Агнес и ее разумную любовь.

Джошуа стоял, не двигаясь и потеряв счет времени. Если кто-нибудь и заметил его из окна Приюта, Джошуа это не обеспокоило.

Он с удивлением заметил, что тени начали удлиняться. Приближались сумерки. Тогда он покинул маленькое кладбище и зашагал обратно к Янсон.

И заметил женщину на противоположной стороне улицы. Женщину в монашеском одеянии — она стояла и, казалось, наблюдала за ним. Джошуа перешел дорогу. Он не видел ее лица, но она выглядела моложаво.

— Чем могу помочь, сестра?

— Я была в отлучке… — она говорила с ирландским акцентом. — И только недавно узнала о смерти сестры Агнес. Вы случайно не Джошуа Валиенте? Я видела вас в новостях. Ох, боже, какая я глупая. Извините. Меня зовут сестра Консепсьон. Мы с Агнес давно дружили. Даже вместе принесли обеты. Я знала, что она станет влиятельным человеком, я всегда это знала, хоть она и бывала многословна…

Джошуа молчал.

Сестра Консепсьон долго смотрела на него.

— Не сработало, да?

— Если вы надеялись выдать себя за другую, то нет, не сработало. Я бы узнал Агнес даже с закрытыми глазами. Помню, как она каждый вечер заходила в спальню, прежде чем выключить свет. Помню щелчок старого выключателя, который держался на клею, потому что на новую проводку вечно не хватало денег. Рядом с ней все чувствовали себя в безопасности… И потом, она никогда не умела врать. И ирландского акцента у нее не было.

— Джошуа…

— Кажется, я догадываюсь… Лобсанг?

— Лобсанг.

— Да, штука совсем в духе Лобсанга. И ведь именно я привел его повидаться с сестрой Агнес, когда она умирала. Наверное, это я во всем виноват. И теперь… ну вот, вы здесь.

— Джошуа…

— Здравствуйте, сестра Агнес.

Он обнял ее и крепко прижимал к себе, пока она не рассмеялась и не оттолкнула его.

Для Агнес все началось с пробуждения. Она почувствовала приятное тепло… и что-то розовое.

Она надолго задумалась. Ее последними воспоминаниями были кровать в Приюте и бормотание священника. Агнес произнесла — скорее осторожно, нежели с надеждой:

— Я в раю?

— Нет. Рай подождет, — спокойно ответил мужской голос. — А у нас есть некоторые неотложные дела.

Сестра Агнес прошептала (хотя и понятия не имела, как именно):

— И там будет хор ангелов?

— Не совсем, — ответили небеса. — Пять баллов за то, что вы процитировали песню покойного Джима Стейнмана в первую же минуту, как пришли в себя. А теперь, увы, вам снова придется поспать.

И темнота покрыла небесный свод, который, потухая, произнес:

— Великолепно…

Самое удивительное — это было сказано по-тибетски. И она поняла.

Снова прошло какое-то время.

— Агнес? Мне придется разбудить вас на некоторое время, просто для калибровки…

Тогда они показали Агнес ее новое тело — розовое, обнаженное, очень женственное.

— Кто до этого додумался?

— Прошу прощения?

— Послушайте, даже до того, как я распрощалась со своей грудью, она была не такого размера, заверяю вас. Пожалуйста, можно на размер меньше?

— Не беспокойтесь. Все меняется. Если вы согласитесь потерпеть наше общество, в конце концов мы предоставим вам целый ассортимент тел на все случаи. Разумеется, протетических. Вы вполне сможете сойти за человека; с тех пор как я начал собственные эксперименты, наука заметно шагнула вперед. Хотя в техническом смысле в вас будет мало человеческого. Кстати говоря, над вами трудится множество хирургов и прочих врачей, состоящих на жалованье в одном малоизвестном филиале Корпорации Блэка. Они и понятия не имеют, кто вы. Забавно, правда?

— Забавно?..

Агнес внезапно поняла, с кем разговаривает.

— Лобсанг! Ах ты сукин сын!

Темнота нахлынула вновь. Но гнев остался. Гнев, который она всегда считала союзником. Который переполнял ее. И теперь Агнес цеплялась за него.

Наконец розовый свет вернулся.

И голос Лобсанга негромко произнес: