Филонов в самый разгар плаванья пишет картину «Животные», где у зверья от морской качки проступают самые человечьи лица, а Маршак пишет стихотворение «Багаж», где иронизирует над линеарностью фактов. Оказывается, даже самый строгий подсчет — фикция. В финале вычислений вместо маленькой собачонки всегда окажется оплошка, подстава — лохматая безродная псина.

Как мы видим сегодня, из дальней дали двадцать первые века, часть створоженной территории Европы и России кое-где сопротивлялась нашествию растиражированных копий и чаще интуитивно, чем осмысленно огрызалась, проводила линии обороны. Вот почему так важна идея стебля, реализация трассы для импульса. Стебель, связь, нейрон создают сетку эластичной коры головного мозга. Штепсель тут не сработает.

Ужас перед прямой линией явил читателю красный граф Алексей Толстой в романе «Гиперболоид инженера Гарина». Империя Гарина — зловещая карикатура на любую утопию, сотканную из лучей. «Нельзя погасить луну, лунатики партии», — внушал Борис Пильняк в «Повести непогашенной луны». Булгаков высмеивал идею создания нового человека из подручного материала, например из народа-богоносца или бездомной собаки, которую накорми, обучи, поставь на ноги, пропиши в собственной квартире, дай партбилет, дай должность с наганом… все равно она будет гоняться за кошками и засирать мрамор в подъездах. Пересмешнику с Патриарших прудов Олеша вторил в романе «Зависть», который открывает легендарная сцена: коммунист пускает газы в клозете. «Сокращайся моя кишка, сокращайся» — напевает красный директор завода по производству колбасы.

Тем временем Пудовкин снимает научно-популярный фильм «Механика головного мозга», доказывая, что мозг — биологическая машина по производству правильных пчел. А Вернадский приходит к идее ноосферы, которая станет результатом всепланетарной деятельности человека. Сила цивилизации будет сравнима с геологическими сдвигами, а научная мысль продемонстрирует силу эволюции. Вернадский проник в важный секрет мироздания: бытие — это вихри субатомных частиц под дуновеньями смысла, и чем они мельче, чем просторнее пустота, тем меньше физики, тем надежнее сила самума, из которого ветер цивилизации мгновенно ваяет историю.

Верная, но опасная мысль!

Первыми эту идею на практике реализовали вожди: люди — песок в динамо-трубе, стальные опилки, которые роем влюбленных иголок облепят сильный магнит. Система супер-магнитов ускорит превращение общества в идеальное облако космической саранчи, которая, к примеру, легко преодолеет бездну от земли до луны и затопит лунные кратеры блеском многомиллионной порхающей стали. Центральный телеграф архитектора Рерберга, построенный за два года — 1925–1927 — в центре Москвы обеспечит связь правительства с лунным десантом мировой революции. Первыми заметил на Луне трупные пятна великий немец Хайдеггер. В 1927 году выходит в свет его эпохальный труд «Бытие и время». Мы, говорит он граду и миру, существа, вброшенные в судьбу без ясных на то оснований и потому наш смысл в проживании временности своего проблеска вдоль горизонта событий. Единственное приемлемое объяснение этому парадоксу дал еще Анаксимандр, который сказал: откуда вещи берут свое происхождение, туда же они должны сойти по необходимости, ибо должны они платить пени и быть осуждены за свою несправедливость сообразно порядку времени. Этот общепринятый перевод с древнегреческого Хайдеггер уточняет: откуда вещи берут свое происхождение, туда же должны сойти по необходимости вдоль употребления, потому что они придают чин и также угоду одно другому в преодолении бесчинства. Здесь две сложности. «Вдоль употребления» — это философский эвфемизм слова «жизнь», каковая представляет собой существование в рамках судьбы от рождения и до смерти, а это и есть линия, где есть начало и конец, вдоль которой тебя влечет неведомая сила, которая тебя вызвала из бездны… зачем? А затем чтобы вещи вступили в иерархию отношений, придавая друг другу чин, значение и прочие роли, делясь друг с другом чувствами, доставляя угоду любви, радости, сопричастности в противовес беспорядку и хаосу, который царил до появления вещей, являя собой сутолоку бесчинства (не почитания рангов).

Объяснив существо и цель появления вещей как рождение порядка из тьмы над бездной и проявления порядка в гуще хаоса, ни сам Анаксимандр и никто другой не объяснил нам, почему мы рождаемся внутри этой задачи. Почему, придав чин друг другу и поделившись малым угождением с близкими, тут же уходим обратно в глубь вечной смерти?

Эта временность, сказал Хайдеггер, есть душа нашей жизни. Внутреннее проживание этой тревоги и есть человек. Это переживание и есть личность. Априорные формы личности — забота, тревога и страх, сумма этих тревог — бытие человека, бытие-в-мире. Лишь чувствуя себя постоянно перед лицом смерти, человек в состоянии, говорит философ, увидеть значимость и наполненность каждого мгновения жизни и освободиться — внимание! — от идолов общественного бытия.

Что ж, с этой черты Европа взяла передышку, которая длилась весь блаженный мечтательный год, когда все мы красовались перед взглядом зеркала смерти. Первые звуковые фильмы, Морис Равель по заказу дилетантки-танцовщицы-миллионерши Иды Рубинштейн сочиняет «Болеро», бретельки на платьях становятся тоньше и длиннее, в моду входит томный слоу-фокс, время нежится в ванной, смерть прихорашивается, она помолодела, напудрила щеки, красит губы алой помадой, вся власть — у моды.

— Позвольте! — взлетел с места костюмер Валерий Адонис. — Магда! Герда!

Близняшки выбежали на подиум.

Валентин не успел заметить, когда они переделись. Они просто сбросили на пол свои пелеринки?

Теперь это две бестии-летчицы в шлемах с защитными стеклами.

— Все подражают стилю Чикаго. Вместо длинных волос утопленницы — короткая стрижка. Теперь идеал красоты — Камилла Хорн. Ангел-мотоциклистка. Юбка укорочена. Девушка с оголенными руками может показаться на улице. Закурить. Зайти в ресторан. На пляже купальник в обтяжку. Зонт выброшен. Пляжные кабинки без крыш. Стиль — худоба. В моде глубокое декольте: у девушек больше нет вымени. Она — стриженый мальчик. Талия занижена до линии бедер. Корсет выброшен.

Близняшки сбросили корсеты, надетые поверх рубашек.

— Пик популярности у рубашки. Два шва по бокам и пояс. Алле!

Он бросил перчатки.

— Алле!

Шляпки сменили два шлема.

— Перчатки длиной до локтя! Шляпка — сеть русалки из крупного жемчуга. На губах яркая помада с оттенком винной вишни. И сигарета, вставленная в длинный мундштук. Долой постель, в моде секс на бегу, в телефонном бюро, в кабинете, с телефонной трубкой в руке. У нас все!

Аплодисменты.

Близняшки счастливо плюхаются за стол. Матильда показывает лжеКлавиго язык.

— Я тоже закончил! — объявляет докладчик.