Мы застряли с Юргеном на остановке у набережной.

Нагулялись, надышались, наговорились о разном. Юрген умел слушать и умел рассказывать. Общение получалось без перекоса на чью-то сторону. Сказав о себе, он задавал вопрос обо мне, и из-за этого я легко делилась воспоминаниями. А дальше спрашивала о нем. И время летело.

Оказывается, день рождения у нас обоих был первого декабря, только Юрген на год старше. Его детство до двенадцати лет было почти таким же одиноким, как и мое — без друзей и общения со сверстниками, потому что порок сердца запер на домашнем обучении и физически ограничивал жизнь. С понимающими родителями ему повезло, как мне повезло с дедушкой — близкие люди, настоящая семья, доверие.

В отличие от матери и отца, Юрген не перенял династических амбиций и не рвался спасать жизни, замахиваясь сразу на великое и значимое. Ему понравилась маленькая роль. Часто попадая в больницы, он гораздо больше сталкивался с младшим персоналом — медсестрами, процедурными врачами, и решил, что будет заниматься той же работой. Незаметной, нескончаемой, но такой необходимой каждому пациенту, попавшему в положение больного. Свою работу любил, но даже после смерти друга и попадания в пограничники Юргена не снесло в спасатели всего и вся, и не переклинило на цель жизни — положить эту самую жизнь на алтарь служения людям. Он умел даже тяжелые случаи не воспринимать остро и оставлял работу на работе. Любил отдыхать. Любил тратить время на безделье или развлечения вроде компьютерных сетевых игр или чтения легкой литературы — фантастики или детективов.

Мы общались, и я все больше чувствовала сожаление, что не встретился он мне раньше — не только Петера, но и совсем раньше, в юности. Хороший друг, настоящий человек, умный и добрый парень. Настолько хороший, что казалось — таких не бывает.

А еще мне все больше казалось, что рядом идет Юрка, которому шестнадцать, а не двадцать шесть — настолько он был легкий, счастливый, и немного смущенный от своей радости. Но эффекта «первого свидания» не было — приобнимал, целовал при удобном случае, не осторожничал в чувствах, понимая, что страх «спугнуть» уже неуместен. Я не дикий зверек и не шарахнусь от близости. Наоборот. Подкупала его искренность, и бесстрашие — так проявлять эмоции и не стесняться «мальчишества». Он не строил из себя кого-то, кем не являлся.

Мы застряли на остановке у набережной. Почти конечная — людей совсем нет, поэтому вне свидетелей он крепко меня обнимал, прижимая к себе и целуя в волосы. Ждали нужный номер монорельса, — Юрген поедет к родителям, а я отсюда пешком собиралась догулять до старой ратуши. Не далеко, а сумею по случаю, сделать разведку хода, через который Катарина попала в пустышку.

— Едет, — услышала его голос и подняла с плеча голову. — Обещай, что если будешь возвращаться домой после девяти вечера, то обязательно на такси. Если что не так, хоть намек, меня вызванивай, я приеду и заберу — где бы не застряла или не занесло. Обещаешь?

Я кивнула. Пришлось расходиться, но на последних секундах я опомнилась и спросила то, что давно собиралась выяснить:

— Юрка, а ты через какой ход на сбой попал, помнишь?

Он уже чмокнул меня в щеку на прощанье, шагнул ко входу, и с подножки торопливо ответил:

— На Календарной площади, через…

«…будку смотрителя» — прочла по губам, потому что двери успели захлопнуться. Юрген ушел на заднюю площадку, и мы помахали друг другу. Я проводила монорельс взглядом, и с остановки сразу не ушла — села на лавочку и задумалась о важном, но задвинутом в самый пыльный угол памяти.

Столько событий, столько перемен и субъективное восприятие времени запутали ниточки, за которые я должна была ухватиться. Должна была, если бы была в те моменты нормальным, а не разбитым в дребезги человеком. С тех пор как Катарина сказала о ратуше, так и трепыхалось внутри беспокойство этой деталью — шепнуло о чем-то, о том, что должна вспомнить и понять.

Открыв анимофон, нашла сообщения Роберта Тамма и его пересланные файлы. Фотографии людей. Долго всматривалась, и все же докопалась до узнавания — мужчина, что попросил проводить. Да, непросто сравнить снимок с документов с живым человеком, лицо которого слилось с общим фоном всех пассажиров. Я тогда целый мир не видела, и не останавливала внимания ни на чем или ком. А уверенность все росла — этот человек подошел ко мне в вагоне монорельса и спросил — едет ли маршрут до ратуши. Я даже проводила его, и он упомянул, что ему нужен дом рядом.

Пролистав фото еще, и еще, около четырех раз друг за другом, остановилась и стала разглядывать более внимательно — женщину. Очки, пальто, клатч — из образа больше запомнился стиль, чем черты. Стрижка другая. Но та дама, которую я провожала до площади в поздний час, очень походила на эту — усталую, с темными кругами под глазами и дурной стрижкой. Если бы не характерные губы, красивые, граненые, как бутон, — не узнать. Сестры-близняшки с разной судьбой.

— Катарина, привет. Чем занята?

— Привет! На дневной смене гуляю. Так поболтать хочешь, или дело есть?

— Дело. Можешь совместить свое дежурство с небольшим походом по памятным местам?

— А то!

— Тогда жду у ратуши. Я минут за десять дойду, буду ждать, как приедешь.

Как нажала сброс звонка, так решила открыть счет, — самое время перечислить Катарине все деньги от Августа. У меня и свои есть, пусть не много, есть подстраховка от Юргена, а она заслужила и с лихвой. Перевела с припиской «от наследника».

Написала и Августу: «Здравствуйте. Куда вы опять пропали? Когда мы сможем встретиться? Много вопросов и есть информация». Быстрого ответа не пришло. А на звонок ответил автомат: «аппарат отключен или абонент находится вне зоны доступа сети».

Катарина прилетела быстро. И вся излучала энергию — была счастлива, что прибавилось денег, что не торчит на улицах одна, что можно помучить кого-то своими нескромными вопросами:

— Как ваши жаркие ночки с Прынцем? Чего у тебя сегодня глазки так горят, а, Конфетка? Накувыркалась всласть?

Если мои глаза и горели, то от последних часов, проведенных с Юргеном. Беззаботных, как в детстве, и свободных от чувства вины и неразрешенной легкости жизни. Эту радость можно. Она не преступная.

— Настроение такое, и все.

Ждала, что не отцепится, но дальше расспросы и подколки кончились.

До нужного дома мы еще не дошли, только завернули за ратушу. А Катарина внезапно, после долгого молчания спросила такое! Отчего я ошарашено остановилась и переспросила:

— Руку поднимал? С чего ты взяла, что Юрген может меня ударить?

— Слушай… — она замялась, но чисто для вежливости, не испытывая настоящей неловкости. — Собирать слухи я люблю, мимо меня мало что проходит, и даже о самых незаметных кто-нибудь да что-нибудь скажет иногда. За Прынца твоего знаю, что он в историю с побоями вляпался, у тебя какая-то жопа случилась, что ты из пограничников пропала на время. Вот и складываю два плюс два — не тебя ли он на больничную койку отправил? Вернулась в ряды худющая, больная какая-то, скрывающая «жениха» и вообще, что вы в отношениях. Он тебя бил?